Главная Библиотека Николо-Корельский монастырь Современные публикации История Николо-Корельского монастыря

История Николо-Корельского монастыря

Последнее обновление страницы: 03.11.2021 20:48:37

История монастыря
от основания до наших дней

Основание монастыря. — Разорение обители норвежцами. Первое летописное упоминание о монастыре. — Подчинение Великого Новгорода Москве. Учреждение Архангельской епархии. — Введение общежительного устава. — Состояние монастыря в 1550-х гг. — Экспедиции Ченслера. — Записки Томаса Рандольфа. — Буря 31 мая 1571 г. — Состояние монастыря в начале XVII в. — Разорение монастыря польско-литовскими отрядами 13 декабря 1613 г.

XV в. – 1920 г.

Северодвинск – город молодой: ему всего несколько десятилетий. Но место, на котором он стоит, имеет шестивековую историю. И связана она с Николо-Корельским монастырем, который с 30-х годов XX столетия оказался на территории строящейся судоверфи, ныне – ОАО «ПО «Севмаш».

Увеличить Грамота новгородской посадницы Марфы. ГИМ. ОПИ. Ф. 17 (Уваровы). Оп. 2. Д. 27. Л. 2

Первое историческое свидетельство о Николо-Корельском монастыре мы находим в грамоте новгородской боярыни Марфы, вдовы боярина Филиппа Григорьевича [89]: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Се яз раба Божия Марфа списах рукописание при своем животе. Поставила есми церковь храм святаго Николы в Корельском на гробех детеи своих Онтона да Филикса. А дала есми в дом святаго Николе куплю мужа своего Филипа: на Лявле острове село, да в Конечных два села, и по Малокурьи 1)Ку́рья – мелоководный залив, далеко вдавшийся в берег реки, озера; глухой рукав, теряющийся в болотах. пожни и рыбны[е] ловища, а по церковнои стороне и до Кудми, и вверх по Кудми и до озера, и в Неноксе место за сеннеком, и дворищо, и полянка. А приказываю дом святаго Николы господину своему деверю 2)Де́верь – брат мужа. Федору Григорьевичю и его детем, и Дементею Обакуновичю, и зятю 3)Зять – муж дочери, сестры или золовки (сестры мужа). своему Офромею Васильевичю. А на то Бог послух 4)Пóслух – в древнерусском праве свидетель «доброй славы» (заслуживающий доверия) в отличие от видока – свидетеля-очевидца. и отець мои духовныи игумен Василеи святаго Спаса. А хто се рукописание преступит или посудит, а наши памяти залягут, сужуся с ним пред Богом в день Страш[н]аго Суда» [125; 19, с. 185–186]. Грамоту можно датировать концом XIV – началом XV века [83, ч. 1, с. 5, 41–42, ч. 2, с. 133–134; 91, с. 298]. Согласно преданию, упоминаемые в ней сыновья Марфы Антоний и Феликс «куплю деяху по морю и истопоша, и Божиим изволением извержени на брег и погребены» – на месте погребения и был впоследствии воздвигнут монастырь [70, с. 56]. Из упоминания в грамоте Марфы «дома святаго Николы» можно предположить, что на этом месте уже существовал монастырь или скит, или же он был организован Марфой в связи с гибелью ее сыновей. Следует также отметить, что боярыня «приказывает» монастырь своим родственникам. Следовательно, он находился под патронатом определенной боярской семьи – и так дело, вероятно, обстояло вплоть до присоединения Новгорода к Москве.

Агиографические источники связывают основание Никольского монастыря «в Корельском» с именем прп. Евфимия Корельского [6] (в «Описании о российских святых» сообщается: «Преподобный Евфимий, началник монастыря Корельскаго, иже бысть на Двине реце» [76, с. 158]). Однако документальные подтверждения этого не найдены. Можно предполагать, что Марфа, зная уже этого подвижника как основателя храмов по беломорскому побережью, поручила ему строить новый монастырь. Возможно, прп. Евфимий был и первым настоятелем новой обители. Можно также полагать, что преподобный был не создателем, но возобновителем этой обители, неоднократно уничтожавшейся в результате набегов и пожаров.

Первое летописное упоминание о Николо-Корельском монастыре относится к 1418 году: «В лето 6927 5)Т. е. 1418–1419 от Р. Х.. … Того же лета, пришед Мурмане воиною в 500 человек, в бусах и в шнеках 6)Бу́са и шне́ка – небольшие морские суда., и повоеваша в Арзуги погост Корильскыи и в земли Заволочкои погосты: в Неноксе, в Корельском манастырь святого Николы, Конечныи погост, Яковлю кюрью, Ондреянов берег, Киг остров, Кяра остров, Михаилов манастырь, Чиглоним, Хечинима; 35 церкви сожгли, а христиан черноризиц посекле, и заволочане две шнеки Мурман избиша, а инии избегоша на море» [49, с. 411–412]. Из этой записи следует, что к 1418 году Николо-Корельский монастырь уже существовал, причем организационно был оформлен именно как монастырь, что является косвенным подтверждением даты его основания не позднее 1-го десятилетия XV века.

Монастырь со времени его основания входил в Новгородскую епархию. В 1571 году, во время опалы Великого Новгорода и его архиепископа со стороны царя Иоанна Грозного, значительная часть Поморья (земли по рекам Вага и Северная Двина, а также Каргополь) была передана под юрисдикцию Вологодских архиереев; в 1584 году эти территории были включены в состав Митрополичьей (с 1589 года Патриаршей) области. В 1613–1617 годах, во время оккупации Великого Новгорода шведами, население двинских волостей, Ваги и Каргополя платило церковную дань и венечный сбор Вологодским архиереям. В 1674 году эти территории вновь присоединились к Новгородской епархии. В марте 1682 года «с соизволения Царя и Великаго Князя Феодора Алексеевича, Святейший патр. Иоаким учредил Архиепископию Холмогорскую и Важескую» [37, с. 25], в состав которой вошла северо-восточная часть территории Новгородской митрополии. Первым Холмогорским архиереем стал Афанасий (Любимов) 7)Афанасий (Любимов), первый архиепископ Холмогорский и Важеский, духовный писатель, из патриарших крестовых иеромонахов, хиротониса́н 19 марта (по другим данным – 18 марта) 1682 г. на новообразованную Холмогорскую кафедру с возведением в сан архиепископа, прибыл в епархию 18 октября того же года. Скончался в ночь на 6 сентября 1702 г. на 62-м году, погребен в устроенном им Спасо-Преображенском Холмогорском соборе [37, с. 25–26; Православная энциклопедия. Т. 4, с. 9–10]., рукоположенный во архиепископа 18 или 19 марта 1682 года. «Грамотою патриарха Иоакима от 15 апреля 1682 г. подчинен был архиепископскому престолу преосвященного Афанасия и г. Архангельск с уездом и монастырями» [Юдин А. Б. Рукопись].

До 1-й четверти XVI века Николо-Корельский монастырь не был общежительным, а имел около себя приход под началом выборного монастырского старосты, по подобию обычной приходской церкви. Так, судная грамота от 20 июля 1534 года упоминает старосту Никольского монастыря Нестора Мосеева сына: «А имали есмя, господине, те монастырьские пожни в бразгу у Нестера у Мосеева у Николского старосты у монастырского» [141; 90, с. 64, 81–82]. Однако когда в 1528 году митрополит Новгородский Макарий, исполняя постановление Московского Собора 1503 года, начал вводить общежительный устав в монастырях своей епархии, его распоряжение коснулось и Николо-Корельского монастыря. С этого времени монастырь стал возглавлять настоятель – игумен. Вышеупомянутая судная грамота от 20 июля 1534 года упоминает о приезде в монастырь первого игумена Вассиана: «Тою пожнею монастырскою владели и косили двацать лет с летом до игуменсково преезду Васьянова…» [141; 90, с. 64, 82].

Грамота от 17 мая 1551 года свидетельствует о материальном положении монастыря, находящегося на далекой окраине и в неблагоприятных климатических условиях: «в том манастыре полтретьятцать братов и со строителем, а пашенка деи у того манастыря невелика и прокормитися им не чем» [78, с. 281]. Из той же грамоты мы узнаем о пожаре, случившемся в период между декабрем 1547 года и маем 1551 года: «Се яз Царь и Великий Князь Иван Васильевич всея Русии пожаловал есми строителя Кириака с братьею… по их по старой по жаловалной грамоте, которая им дана в лете 7050 шестом году в Декабре, а подпись у тое грамоты диака Василья Захарова, и та у них грамота и печать от пожару попортилась; и мне бы их пожаловати, велети им та грамота переписати…» [78, с. 280–281].

В отписи монастыря от 1 октября 1551 года строителю старцу Кириаку мы встречаем первое упоминание о существовании в монастыре помимо холодной Никольской церкви, поставленной по указанию новгородской боярыни Марфы «на гробех детеи своих Онтона да Филикса», еще и теплой Успенской церкви [56, с. 284].

Возможно, что строитель Кириак, постриженник Корнилиева Комельского Введенского монастыря Вологодской епархии, был назначен в Николо-Корельский монастырь для восстановления его после пожара. Во всяком случае, при нем в 50-х годах XVI века в обители разворачивается активное строительство. Из расходных книг строителя старца Кириака за 1551–1559 годы следует, что в этот период были заменены деревянные кровли – покрыты тесом – на обеих церквах, построена паперть у Никольской церкви, поставлена колокольня, срублены игуменская и 11 братских келий, возведены хозяйственные постройки (поварня, погреб, три амбара, ледник, мукосейня, сушильня, хлебня, печь для обжига кирпича), сделана ограда вокруг монастыря с двумя воротами, устроены лестницы и мостовые [136; 101, л. 20 об. – 22 об.; 90, с. 65, 82; 43, с. 393, 413].

Одна из важных страниц истории монастыря связана с экспедициями англичан в середине 50-х годов XVI столетия, организованными для поиска северо-восточного пути в Индию и Китай. В августе 1553 года корабль «Edward Bonaventure» («Эдуард Благое Предприятие») под командованием Ричарда Ченслера (Richard Chancellor) 8)В краеведческой литературе, касающейся истории г. Северодвинска и Николо-Корельского монастыря, принято писать «Ченслер». В БСЭ и БЭС написание «Ченслер» дается как основное, «Ченслор» как дополнительное; в словаре Брокгауза и Эфрона используется единственный вариант «Ченслор». В Википедии по этому поводу сказано: «В России уживаются вместе два толкования его фамилии: Ченслор и Ченслер. Непосредственно в местах, где впервые пристал его корабль, Ричарда чаще именуют Ченслером». вошел в Двинскую губу Белого моря, о чем писал историограф этой экспедиции Климент Адамс: «Богу угодно было привести их в большой залив длиной в сто миль или больше. Они вошли в него и бросили якорь, далеко зайдя вглубь. Оглядываясь вокруг и ища пути, они заметили вдалеке рыбачью лодку. Капитан Ченслор 9)Здесь и далее в цитатах имена и фамилии приводятся так, как они даны в источниках. с несколькими людьми отправился к ней, чтоб завязать сношения с бывшими в ней рыбаками и узнать от них, какая здесь страна, какой народ и какой их образ жизни» [4, с. 53]. Это и все последующие события были зафиксирована в Двинской летописи: «В лето 7061-м… Того же лета августа в 24 день прииде корабль по морю на усть Двины реки, и обослався, приехали на Колмогоры в малых судех, и нарекся послом от аглинского короля Едварта, приидох к великому князю. И приказщики царя и великого князя, земские судьи Филипп Родионов да Иван Макаров с товарыщи, обослався к царю и великому князю о немецких гостех, и введоша корабль на зимование в Унскую губу лета 7062-е октября месяца. Посол же, имянем Рыцарт, а с ним гости приидоша, и поехал посол Рыцарт царю и великому князю бити челом ноября в 23 день, чтоб их царь князь великий пожаловал, велел бы им ходить во свое царство с торгом. И царь и великий князь посла королевского Аглинские земли пожаловал, велел им ходить с торгом безопасно и домы им велел ставить и покупать» [16, с. 150]. Как видно отсюда, в течение зимы 1553–1554 годов Ченслер находился в Москве, а его корабль отстаивался в Унской губе. В марте 1554 года Ченслер с сопровождавшими его лицами отправился из Москвы в обратный путь в Англию, увозя с собой грамоту царя Иоанна IV королю Эдуарду VI о дозволении английским купцам вести свободную торговлю с Московским государством, о чем говорится в Двинской летописи: «Тое же зимы марта в 15 день отпустил царь и великий князь посла аглинского Рыцерта. С Москвы он приехал на Двину, и зимовал у кораблей, и на весну отъиде во свою землю» [16, с. 150]. 6 февраля 1555 года хартией английской королевы Марии было положено начало образованию «Московской компании» («Moscovy company»), получившей исключительное право торговли с Россией [4, с. 14].

Согласно Двинской летописи, с лета 1555 года через «порт св. Николая», как назвали его англичане, началась активная торговля: «В лето 7063-е… Того же года на весну, июня в 23 день, прииде корабль на усть Двины из Аглинские земли, а на том карабле посол Рыцарт со многими гостьми. Того же года и суды наймовали на Колмогорах, и товар с кораблей взяв, к Вологде поидоша. И приидоша на Вологду в лето 7064-е, и с Вологды поехали к Москве октября в 7 день на подводах» [16, с. 150]. В монастырских документах сохранилась запись о контакте монахов с иноземцами летом 1556 года: «Взял у немец два рубли от трех мшаников, сало ставил… Немцы возили сало з берегу во мшаник на двоих лошадех, на монастырских, взял найму на четыре дни шеснатцать алтын» [135, л. 20; 90, с. 67, 82].

Так было положено начало торговым отношениям между Западной Европой и Россией, а порт у стен Николо-Корельского монастыря стал первым, и на несколько десятилетий единственным морским портом Русского государства – до основания в 1584 году портового города Архангельска: «В лето 63-м году. Пришли на Двинское устье аглинских 4 карабля. А вологоцкие суды с рускими товары ходили х караблем на Корельское устье по 95 год. Да в том же 63-м году пришли Галанские и Барабанские земель карабли, а на них торговые иноземцы, и с русскими людьми торговали на Корельском устье по 95 год» [16, с. 150]. Как видно из летописной записи, торговля в Архангельский порт была перенесена после 1587 года.

Возникает вопрос: знал ли Ченслер при своей первой экспедиции о существовании Николо-Корельского монастыря, или он был открыт англичанами при их последующих экспедициях? Обращает на себя внимание то, что давая в своих записках сведения о Севере России и о религиозных традициях русского народа, Ченслер нигде не упоминает о Никольской обители, хотя первое впечатление об этих краях он должен был получить именно от нее [4, с. 55–56, 64–66]. Это позволяет сделать вывод о том, что Ченслер добирался до Холмогор, минуя обитель. Неизвестны также монастырские документы о взаимоотношениях между монастырем и англичанами до лета 1556 года. Однако было бы естественным предположить, что оставшиеся при корабле члены экипажа, исходя из поставленной перед экспедицией задачи изучить все возможности для налаживания торговых связей, обследовали окрестное побережье в поисках наиболее удобных бухт – тем более, что времени у них для этого с августа 1553 года по март 1554 года было более чем достаточно 10)По мнению Л. Г. Шмигельского, «идея использования Никольской бухты в качестве гавани для английских судов и разработка мероприятий по обеспечению навигации на маршруте Лондон – “порт Св. Николая” принадлежит не Ченслеру, а известным английским мореплавателям Стифену и Вильяму Барроу. Оба они были участниками первого плавания Ченслера: Стифен – в качестве капитана “Эдуарда Бонавентуры”, Вильям – как королевский контролер. Стифен Барроу (1525–1584) для составления лоции тщательно промерил в 1556 г. глубины Никольской бухты и установил у ее входа маяк [4, с. 81]. Вильям Барроу (1536–1599) примерно в то же время составил наставление по плаванию северным путем [T.S. Willan. The Early History of the Russian Company. 1553-1603. Manchester, 1968. P. 49], а впоследствии разработал первую подробную карту побережий Белого и Баренцова морей [Старков В.Ф. Очерки истории освоения Арктики. Том 1. Шпицберген. М., 1998, с. 38]. Выполнение этих работ, безусловно, требовало нахождения вблизи монастыря, поэтому первые контакты англичан с никольскими монахами следует отнести к 1556 г., причем именно братья Барроу назвали бухту “портом Св. Николая”» [86, с. 93–94]. В этом утверждении есть ряд неточностей. Прежде всего, Стифен Бэрроу (Stephen Burrough) был не капитаном, а штурманом «Эдуарда Бонавентуры», капитаном же был Ченслер [4, с. 37, 39]. Далее, на с. 81 книги «Английские путешественники» говорится не о промере Никольской бухты Уильямом Бэрроу и установки им маяка в 1556 году, а об экспедиции Томаса Соутэма и Джона Спарка 1566 года (спустя 10 лет!), в которой они стояли на якоре у этого маяка: «23-го [июля 1566 г. – Андрущенко] мы отплыли от монастыря св. Николая в 7 часов вечера и стали на якорь у сигнального маяка (бакана), где стояли до половины одиннадцатаго; затем отплыли дальше при южном ветре» [4, с. 81]. Что же касается 1556 года, то в этом году Стифен Бэрроу возглавлял экспедицию, отправившуюся 23 апреля из Англии по будущему Северному морскому пути до Оби без захода в акваторию Белого моря [4, с. 97–112], хотя, возможно, по окончании этой экспедиции, в начале сентября, уже в конце навигации, эти промеры и были им выполнены: «22-го [августа – Андрущенко] … потеряв всякую надежду сделать в этом году какие-нибудь новые открытия на востоке, мы сочли за лучшее повернуть назад… Я решил воспользоваться первым попутным ветром, который пошлет мне Бог, чтобы направиться к бухте св. Николая и посмотреть, не можем ли мы с Божьего соизволения оказаться полезными там… В понедельник, 31-го, мы обошли Канин Нос и стали на якорь… [события между 1 и 11 сентября автор не описывает – Андрущенко] 11 сентября мы прибыли в Колмогоры» [4, с. 111–112]..

Важные сведения о состоянии Николо-Корельского монастыря того времени оставил посол английской королевы Елизаветы I Томас Рандольф (Thomas Randolph), побывавший в 1568–1569 годах в России с дипломатической миссией. 23 июля 1568 года посольство, прибывшее на корабле «Гарри», высадилось на берег в «порту св. Николая». Рандольф пишет в своих записках: «… здесь стоит монастырь, в котором около 20 монахов; он весь выстроен из дерева; монахи одеты, как и наши прежние, в черные капоры; их церковь красива… Дома их низки, с маленькими комнатками. Живут монахи отдельно, едят вместе… писать умеют… в церкви торжественны, молятся долго. При первом моем приходе настоятель подарил мне 2 больших ржаных хлеба, рыб: свежей, соленой, морской и речной, живаго чернаго барана с белой мордой, это для того, чтобы радушнее встретить меня; затем пригласив меня торжественно посетить их жилища, они простились с нами. Городка или жилищ около мон. св. Николая нет, только 4 дома, да здание, построенное Английской компанией для собственных нужд» [68, с. 91–92].

Монастырь, расположенный в устье Северной Двины на голом берегу Белого моря и с трех сторон окруженный болотами, был подвержен частым и сильным ветрам и штормовым нагонам воды. Неоднократно здесь случались стихийные бедствия. Одно из таких бедствий произошло 31 мая 1571 года: «В лето 7079-м году майя в 31 день на седмой неделе после Христова дни в четверток в Корелском монастыре сломило бурею Николин храм, помост церковной. А высота была храму от земли до креста 30 сажень 11)Т. е. 64 м.. А в то время пели молебен, а не вредило никакова человека» [134, л. 101–101 об.; 90, с. 68, 83]. Восстановление Никольского храма было завершено к осени 1576 года, и в ноябре того же года он был освящен [90, с. 69, 83].

О состоянии монастыря в начале XVII века дает понятие монастырская опись, составленная 6 июля 1601 года: «На усть Двины реки на Корелском устьи монастырь, а на монастыре церковь Николы чудотворца древяна вверх… Да на монастыре же другая церковь древяная вверх Пречистыя Успение, с трапезою и с келарскою… Да на монастыре же стоит колокольница, а на ней колокола. Колокол большой, да три середних, да два малых, да часовня, а в ней часы большие бойчие, да другие часы у пономаря в кельи бойчие же маленькие, да клепало древяное. На монастыре ж келлий одиннадцать. Хлебня, да поваренная келья, дьячея, да швалня. А в кельях на монастыре живут игумен Парфений, да бывший игумен Варлам… И всех старцев с игуменом 50 с одним. Слуг и трудников и детенышев в монастыре, и по промыслом, и по деревням… И всех слуг 23 человеки. В монастыре же два погреба, а в них два сушильня, да амбар рыбной, да амбар молочной, амбар квасной. Около монастыря ограда древяная взаплот, а на ограде двои ворота» [41, с. 35–41]. Подробно описываются также ледник с сушилом над ним, другой зимний погреб с сушилом над ним, хлебня; «да за монастырем поварня квасная… двор воловый… двор конюшенный… да за монастырем же двор гостин, на приезд проезжим людям… да у монастыря овин, да кузница монастырская… да у пристаница на берегу две кельи, да сарай, лодки ставят» [41, с. 48–49]. Материальное же положение монастыря в грамоте 1607 года описывается таким образом: «Николского Корелского монастыря игумен с братьею кормятца сами своими труды рыбною ловлею, а пашенных мест к их монастырю не пришло, около монастыря с три стороны обошли мхи да болота, а с четвертую сторону море» [79, с. 105].

13 декабря 1613 года монастырь подвергся разорению польско-литовскими отрядами, занимавшимися грабежом на Севере России, как повествует об этом следующий летописный отрывок: «Божиим попущением, грех ради наших, приходили злоневерные и литовские люди и черкасы … и пришли в Корельской монастырь декабря в 13 день; и в монастыре кельи пожгли, и монастырь разграбили, и за монастырем конюшенной двор сожгли, и старцов посекли 14, а мирян 11 человек, а на Кудиме озере и на Породе старцов и мирян мучили, и много живота поимали, и 70 лошадей монастырских взяли» [134, л. 105; 90, с. 70, 84]. Подробно описывается это событие в царской грамоте царя Михаила Федоровича от 29 апреля 1615 года: «Бил нам челом от Студеного моря, с усть Двины, Николы Чюдотворца Корельского монастыря игумен Калистрат с братьею. А сказали: в прошлом деи во 122-м году литовские люди и черкасы монастырь и монастырские промыслы и вотчину воевали и разорили до основания, и казну монастырскую взяли, и хлеб конми стравили, и животину рогатую побили, а лошади монастырские все с собою поимали, и старцов, и слуг, и крестьян многих побили, а иных жгли и мучили, и в монастыре кельи, и за монастырем двор, и в вотчине тринатцать дворов крестьянских с животиною и со всем животом сожгли» [ААЭ. Т. 3, № 69; 90, с. 69–70, 84].

В начале 40-х годов XVII века при игумене Памве на восточных въездных воротах монастыря начали строить третью деревянную церковь – Богоявленскую. К 1646 году ее строительство было завершено, и летом она была освящена [90, с. 70, 84]. Это была последняя деревянная церковь перед началом каменного строительства в монастыре, и единственная, сохранившаяся до начала XX века.

К 50-м годам XVII века Никольская и Успенская церкви, а также колокольня обветшали: в отписных книгах монастыря от 18 апреля 1652 года игумену Трофиму и от 10 марта 1657 года игумену Козме указано, что данные строения старые [103, л. 1–2, 18 об.; 104, л. 1 об.; 90, с. 71, 84]. «Переписав всякое строение в монастыре и всякую монастырскую казну (церкви Божии и в церквях все налицо) за себя по грамоте великого государя и святейшего Никона, патриарха Московского и всея Великия и Малыя и Белыя Росии, и по благословению великого господина преосвященного Макария, митрополита Великого Новгорода и Великих Лук, игумен Козма с келарем, казначеем, соборными старцами и всей братией приступил к подготовке к каменному строительству» [90, с. 71].

Прежде всего необходимо было заготовить строительные материалы. Кирпич изготавливался на собственных монастырских заводах, построенных в 60 верстах вверх по Северной Двине на реке Мечке (Мячке) – рукаве Северной Двины, протекающем у современного города Новодвинска, и на Еловце Княжостровской волости (Княжостров – один из островов между Мечкой и основным руслом Северной Двины). Подряд на производство кирпича был заключен с кирпичным мастером Степаном Михайловым сыном. Только с сентября 1663 года по август 1664 года «зделано кирпичю и обожжено 71 тысяча 700, ряда цены с тысячи по рублю по тринатцати алтын по две денги да необожженого кирпичю зделано 71 тысяча 300, ряда цены с тысячи по рублю по шти алтын по четыре денги», а 20 августа 1664 года «новому порядчику Степану Михаилову, галечанину, во сто тысячь, ряда с тысячи по сороку алтын, накрасно обжечь, наперед задатку дано десять рублев, взята запись» [133, л. б/н; 90, с. 71, 84].

29 мая 1664 (7172) года, в праздник Пятидесятницы, было положено начало строительству каменной Успенской церкви [13, с. 30; 14, с. 308; 46, с. 109]. В течение 20 лет были построены Успенская церковь (29 мая 1664 года – 10 ноября 1667 года) Никольский собор на новом месте (3 июня 1670 – не ранее середины 1677 года), колокольня (до декабря 1674 года), братский корпус (до декабря 1674 года), каменные переходы (1684 год). Подробно каменные постройки Николо-Корельского монастыря описаны далее.

Каменное строительство в монастыре потребовало внутренней перепланировки всего монастырского комплекса. Основная композиционная ось монастыря теперь проходила по линии восток – запад, от одних ворот к другим, и была подчеркнута длинными переходами, соединявшими оба каменных храма. Главное, западное крыльцо Никольского собора стало ближе к западным воротам, чем к восточным. Вход в монастырь с запада теперь стал главным. Это потребовало переноса Святых ворот с надвратной Богоявленской церковью с восточной стороны монастыря на западную. Работы по переносу церкви продолжались с июля 1690 года по июнь 1691 года [98; 90, с. 87–89]. Обновленный храм был освящен в честь Входа Господня в Иерусалим [95, л. 7]. Одновременно с переносом надвратной церкви теми же строителями были срублены новые больничные кельи: «Да нам же, Филипу с товарищы, построить вновь в том Николаевском монастыре больнишные кельи, где игумен з братьею укажет… И от старой больницы из сеней чюланы нижные и верхные розобрав, и перенести к но[во]й больницы в сени, и учинить по угожеству» [98; 90, с. 88]. Больничные кельи были поставлены близ бывшего деревянного Никольского храма. Заключительным этапом строительных работ явилась перестройка монастырской ограды в 1691–1692 годах, уже при игумене Василиске. А в 1719 году архимандритом Порфирием над гробами детей новгородской боярыни Марфы Антония и Феликса Николо-Корельских был построен «для больничной братии» последний деревянный храм обители – Сретенская больничная церковь с приделом прпп. Зосимы и Савватия Соловецких. Подробно деревянные постройки Николо-Корельского монастыря описаны далее.

В 1709 году по благословению митрополита Рязанского и Муромского Стефана (Яворского), местоблюстителя Патриаршего престола, при архиепископе Холмогорском и Важеском Рафаиле (Краснопольском) в Николо-Корельском монастыре была учреждена архимандрия «ради поможения Его Архиерейству в церковном священнослужении и ради почести святого места». 9 мая 1709 года игумен обители Варсонофий был возведен в сан архимандрита 12)Следует отметить, что еп. Макарий и М. С. Григоревский указывают год учреждения архимандрии 1707-й (при этом М. С. Григоревский ссылается на «Донес. архим. Порфирия 1722 г. Монаст. архив, бум. разн. содерж.»), однако оба они тут же пишут, что игумен Варсонофий стал архимандритом в 1709 году [41, с. 12; 13, с. 16; 14, с. 294]. Кроме того, архимандрия не могла быть введена в 1707 году при архиеп. Рафаиле (Краснопольском), поскольку он возглавил Холмогорскую епархию только 20 марта 1708 года [37, с. 226]. [92, л. 2, 19; 88, с. 240; 74, стб. 825].

Несмотря на то, что главные монастырские постройки теперь были каменными, пожары по-прежнему причиняли большой ущерб деревянным строениям монастыря. Так, в 1731 году «монастырской оградной стены от пожару погорело мерою тритцать сажен. И оная стена зачинена новым лесом и покрыта по-прежнему. В то ж время и болнишная братская келия погорела. И на то ж место построена болничная же келия з сенми новыми пространные к братскому покою» [92, л. 55 об.–56; 90, с. 75, 86]. Тогда же сгорела и больничная Сретенская церковь, отстроенная заново в 1735–1738 годах и освященная 24 июля 1740 года [92, л. 63–63 об., 65 об.; 90, с. 76, 86].

Не оставляли монастырь и другие стихийные бедствия. Как пишет М. С. Григоревский, «в „Памятной книжке“ Никольскаго монастыря, в отделе о достопамятностях, нет страницы, в которой не было бы записи о буре, свирепствовавшей в то или другое время в монастыре. Под 1734 г. записано: „ноября 15 дня Божиим произволением учинилась ветренная чрезмерная от севера морская буря и продолжалась двои сутки непрестанно, так что едва можно было людям по земле ходить. От сей великой бури с церкви Успения Пресвятыя Богородицы кровлю снесло. И пришла с моря столь великая вода, что таковая никогда не бывала и лед принесло в ограду монастырскую и в монастыре водою кельи потопило к 16 числу в ночи, в 7 часу: братие монашествующие из келий утекли; мосты в кельях все сняло и страх велик учинился; кладязи морскою водою наполнились; находившуюся за монастырем для проезжающих келью большую льдом изломало и разнесло врознь; суда большия мореходныя по берегам разметало и сена, ставленныя по пожням, водою и льдом разнесло; около монастыря вода по полям разлилась и не можно было людям ходить, отчего такою неслыханною погодою в св. обители учинилось великое замешательство и убыток. В амбарах соли от воды пропало 400 пудов“. И подобныя бедствия, память о которых живет среди иноков, посещали монастырь нередко… Много нужно было иметь монастырской братии душевной бодрости, чтобы, среди таких неблагоприятных жизненных условий, когда природа подавляет человека и действует угнетающим образом на его дух, неустанно выполнять иноческие обеты, возносить в тишине монастырскаго уединения с чистым и сокрушенным сердцем молитвы Господу, не поддаваясь греховным и гибельным наклонностям» [13, с. 15–16; 14, с. 293–294].

 

28 июня 1762 года на Российский престол взошла императрица Екатерина II. Вскоре после этого архиереи подали ей жалобы и просили о возвращении им управления церковными имуществами, которого они лишились при Петре III в начале 1762 года По совету графа А. П Бестужева-Рюмина императрица Указом от 12 августа вернула управление церковными имениями духовным властям и упразднила Коллегию экономии [52, с. 51–53]. Примечательно, что «отнятие из ведомства духовного чина деревень и прочих имений» признается в этом Указе «неполезным установлением» [52, с. 51]. Однако, как видно из дальнейших событий, это был только политический ход. Даже в данном Указе говорится о том, что возвращение имущества Церкви – явление временное, до той поры, пока не будет учрежден «духовный штат», и создаваемая для этой цели особая Комиссия «учредится, и свое действо произведет» [52, с. 52]. Началась подготовка к секуляризации церковных имуществ. Императрица распорядилась, чтобы возобновила работу комиссия, созданная еще в 1757 году для обсуждения проблемы церковной собственности. Главной задачей было выяснение «истинных доходов от церковных имений» по критерию лучших хозяйств светских помещиков и соответственно этому учреждение «штатов», т. е. жалования из казны. 29 ноября 1762 года императрица издала Указ об учреждении этой Комиссии, в котором выдала ей подробную инструкцию. В указе прямо сказано: «Возвращая отнятыя в прошлом правлении недвижимыя имения духовному чину в управление по прежнему Нашим манифестом, от 14 Августа в народ публикованным, тем же указом дали Мы знать, что и объявленныя в нем учреждения к получению доходов церковных постановляются только на время, доколе к лучшему успеху новое и полезнейшее о сем узаконим определение» (ПСЗРИ-1. Т. XVI. № 11716. С. 117–124). 12 мая 1763 года для управления доходами с церковных имений снова была учреждена Коллегия Экономии (ПСЗРИ-1. Т. XVI. № 11814. С. 246–247). А 26 февраля 1764 года Императрица Екатерина II подписала «Манифест о подведомстве всех Архиерейских и монастырских крестьян Коллегии Экономии, и штатов по духовной части» (ПСЗРИ-1. Т. XVI. № 12060. С. 549–569). Он положил конец монастырскому землевладению в России. Все населенные церковные земли, большая часть которых принадлежала монастырям, переходили в казну. Государство, однако, принимало на себя обязательство часть средств, поступавших от секуляризованных земель, выделять на церковные нужды, в том числе и на содержание монастырей. Для этой цели составили монастырские штаты (ПСЗРИ-1. Т. XLIV. Ч. 2. Отд. III. К № 12060. С. 24–43), а монастыри в этих штатах распределили по 3-м классам: в 1-м классе 15 монастырей, во 2-м классе – 41, в 3-м классе – 100 (ПСЗРИ-1. Т. XLIV. Ч. 2. Отд. III. С. 34–35). Монастыри 1-го в 2-го классов управлялись архимандритами, а 3-го – игуменами. Оклад монастырей зависел от их класса. В результате такого распределения большая часть монастырей осталась вообще за штатами, и лишь некоторые из них дозволено было сохранить – с тем, чтобы они содержались на доброхотные приношения православных людей. Таким образом, большинство русских монастырей было закрыто, а монашеский постриг должен был совершаться только по «особливому Ея Императорскаго Величества Именному повелению» (ПСЗРИ-1. Т. XVI. № 12060. С. 557).

Согласно штатам, Николаевский Корельский монастырь был отнесен к 3 классу, в списке третьеклассных монастырей он числится под номером 79 (ПСЗРИ-1. Т. XLIV. Ч. 2. Отд. III. С. 35). Как третьеклассному, монастырю выделялось из казны в год 806 руб. 30 коп. (ПСЗРИ-1. Т. XVI. № 12060. С. 557; ПСЗРИ-1. Т. XLIV. Ч. 2. Отд. III. С. 29), в том числе на починку церквей и на ризницу – 200 руб., на церковные нужды и на просфоры – 40 руб.; возглавлять его теперь должен был игумен, а не архимандрит, которому полагалось жалование 150 руб., казначею полагалось 22 руб., 4-м иеромонахам и 2-м иеродиаконам по 13 руб. каждому; всего же насельников, включая игумена, должно было быть 21 человек (ПСЗРИ-1. Т. XLIV. Ч. 2. Отд. III. С. 29).

1920 – 1998 гг.

Закрытие монастыря. — Экспедиция И. Э. Грабаря, 1920 г. — Новые хозяева бывшего монастыря. — Экспедиция П. Д. Барановского, 1931–1933 гг. — Начало строительства Северодвинска. — Ягринлаг.

В 1920 году на основании Декрета Совнаркома от 20 января (2 февраля) 1918 года об отделении Церкви от государства и об объявлении имущества Церкви национальным достоянием [17] монастырь был национализирован. К этому времени в нем проживали по крайней мере два монашествующих – иеромонах Нектарий и иеродиакон Никон, и несколько трудников, которые следили за хозяйством, спасая от грабежа и погрома постройки и имущество [45, с. 249; 113, л. 8].

Увеличить П. Д. Барановский, неизвестный, И. Э. Грабарь, Г. О. Чириков на катере у монастыря. 2–3 сентября 1920 г. МГОМЗ «Коломенское». МФ-2752/1

И в том же году монастырь посетила первая научная экспедиция, организованная Российской Академией истории материальной культуры и Отделом Наркомпроса по делам музеев и охране памятников искусства и старины для обследования историко-художественных ценностей Северного Края. Руководил экспедицией И. Э. Грабарь, занимавший в то время должность заместителя заведующего отделом Наркомпроса по делам музеев. Экспедиция работала в монастыре 2 и 3 сентября [127, л. 3–4]. Московские ученые были поражены увиденным. Грабарь писал жене: «Николо-Корельский монастырь – современник Соловецкому (XIV–XV вв.) и обещал богатую жатву, которую мы и нашли… Только эти два храма в Николо-Корельском монастыре и три деревянные церкви в Нёноксе заключают достаточный материал, чтобы превратить Архангельский музей… в первоклассный музей древнерусского искусства…» [85, с. 74–75]. В журнале же экспедиции отмечалось: «Многие из икон относятся к XV и даже XIV веку и представляют выдающийся интерес» [127, л. 3]. Материалы этой экспедиции и подлинники фотографий в настоящее время хранятся в Отделе рукописей Государственной Третьяковской галереи [126].

Экспедиция работала в монастыре 2 и 3 сентября [127, л. 3–4]. Московские ученые были поражены увиденным. Грабарь писал жене: «Николо-Корельский монастырь – современник Соловецкому (XIV–XV вв.) и обещал богатую жатву, которую мы и нашли. Не меньше оказалось ее и в Неноксе… На Волге ничего, конечно, подобного в области живописи и архитектуры тем более не было. Только эти два храма в Николо-Корельском монастыре и три деревянные церкви в Неноксе заключают достаточный материал, чтобы превратить Архангельский музей… в первоклассный музей древнерусского искусства…» [85, с. 74–75]. В журнале же экспедиции отмечено: «Многие из икон относятся к XV и даже XIV веку и представляют выдающийся интерес» [127, л. 3]. Материалы этой экспедиции и подлинники фотографий в настоящее время хранятся в Отделе рукописей Государственной Третьяковской галереи [126].

Между тем 28 ноября 1920 года Архангельским губисполкомом принято решение (Протокол № 73) «Об использовании помещений бывшего Николо-Корельского монастыря для колонии дефективных детей», рассчитанной на проживание 100 подростков [45, с. 249; 113, л. 2]. Губернский карательный отдел, настаивая на предоставлении именно этой территории под детскую колонию, считал, что здесь, вдали от населенных пунктов (город находился в 35 верстах, деревня – в 12 верстах), юные преступники перевоспитаются быстрее. 23 декабря 1920 года члены комиссии карательного отдела (ведающего содержанием тюрем и колоний на территории Архангельской губернии) в присутствии завхоза колонии, иеромонаха Нектария и иеродиакона Никона сделали опись имущества и произвели приемку хозяйства колонии [45, с. 249–250; 113, л. 8–10]. В январе 1921 года межведомственной комиссией была проведена повторная проверка бывшего Николо-Корельского монастыря со всем движимым и недвижимым имуществом. Комиссия постановила: «…принятое и перечисленное в описях разное имущество и инвентарь передать Губкаратотделу на хранение под расписку завхоза колонии т. Григорьева и пустить его в расход, за исключением церковной утвари и принадлежностей, для нужд устраиваемой Губкаратом в монастыре колонии» [45, с. 251; 113, л. 10 об.]. 17 мая 1921 года юрисконсультская часть при Архангельском губернском отделе юстиции сделала заключение о судьбе серебряных изделий и других вещей бывшего Николо-Корельского монастыря: «т. н. священные предметы передать коллективу верующих, серебряные и другие предметы, не предназначенные для богослужения, и, в случае отказа коллектива верующих от священных предметов, передать их: имеющие историческое, художественное и археологическое значение – через губернский отдел народного просвещения – в музеи, а основные серебряные и ценные изделия – в Губфинотдел» [45, с. 282–283; 113, л. 85, 248–248 об., 299]. Богослужебные предметы были переданы Никольской церкви в г. Архангельске, «т. к. Никольская церковь и подворье составляют одно целое с Николо-Корельским монастырем» [45, с. 283; 113, л. 296].

К началу 1921 года на территории бывшего монастыря были расселены первые колонисты – 38 человек, присланные из расформированной Соловецкой колонии малолетних преступников; к августу того же года в монастырских стенах проживало уже 57 подростков [45, с. 251; 113, л. 354]. Все работники колонии, включая заведующего, являлись заключенными, отбывавшими ранее срок в Архангельске [45, с. 252; 113, л. 45]. Их, ввиду отсутствия воспитателей, перевели для работы в колонию. Поэтому не удивительно, что монастырь интенсивно разграблялся.

3 августа 1921 года Архангельский губернский карательный отдел направил в детскую трудовую колонию комиссию из 10 человек от губполитпросвета «для учета, зарисовывания, фотографирования и выемки предметов старины художественного и археологического значения в бывшем Николо-Корельском монастыре». В состав комиссии вошли: Писахов Степан Григорьевич, Шергин Борис Викторович, Смирнов Сергей Павлович, Постников Виктор Гаврилович, Гана-Богораз, Какин Петр Васильевич, Авронов Борис Дмитриевич, Калаков Василий Феофилактович, Беричев Владимир Степанович [45, с. 283; 113, л. 301–302]. Комиссии разрешили изъять: «большую икону Николы, стол с резными ножками, резную раму, картину ссыльного архиерея, железный подсвечник, и перенести из зимней церкви в летнюю иконы, иконостасы для хранения под замком и печатью». В Архангельский музей были сданы: «архиерейский посох со вставками из слоновой кости 1, люстра 1, глобус 1, покров из шали 1, крестов 5 (1 с чернью, 1 медный), портрет Филарета (литография) 1, плащаница малая 1, покровец 1, икон в ризах и венчиках серебряных 5, ящик деревянный 1, медная икона 1, ризы серебряные 2, образа в серебряных окладах». В Губфинотдел переданы: ризы, венчики, потиры, басмы и лом с камнями, кадила, лампады, ковшики, дискосы, сосуды для освящения елея без крышек, тарелки, дарохранительницы, звездицы, лжицы, кресты. Всего вещей весом 2 пуда 5 фунтов 80 золотников 89 доль. Сдан также 1 сундук, запечатанный сургучной печатью. В нем было 12 евлогий и 1 митра [45, с. 283–284; 113, л. 305–307]. В 1922–1925 годах административным отделом Архангельского облисполкома решался вопрос о судьбе колоколов закрытых монастырей Архангельской епархии, включая Николо-Корельский монастырь [45, с. 284; 122, л. 55], но о судьбе колоколов Николо-Корельского монастыря нам неизвестно.

В 1922 году колония, а вместе с ней имущество бывшего Николо-Корельского монастыря были переведены из ведения губкаратотдела в Наробраз [45, с. 252; 25, с. 104]. Положение с воспитательной и прочей работой в трудовой колонии оказалось столь плачевным, что 22 апреля 1923 года было решено ее реорганизовать и перевести в Архангельск [45, с. 253; 118, л. 34]. 3 ноября колония переехала в губернский центр [45, с. 253; 114, л. 58]. Документы свидетельствуют о том, в каком виде осталось после колонии бывшее монастырское хозяйство: «…это хозяйство находилось в ведении Архгубоно, но под колонией дефективных детей и доведено было до невозможного состояния: окна выбиты, крыша со скотного двора, снесенная ветром, лежала в поле, на чердаке пророс ячмень, трубы на чердаках зданий от дождя размокли, штукатурка с потолков внутри зданий отваливается. В стенах скотного двора от неравномерной осадки образовались щели, крепостная стена вокруг хозяйства с трех сторон распилена на дрова и сожжена. Луга и пожни запущены, сточные канавы заросли мхом… и потеряли первоначальное назначение» [45, с. 254; 115, л. 17].

Вскоре бывшее хозяйство Николо-Корельского монастыря обрело нового хозяина. 12 октября 1923 года Архангельское уездное земельное управление заключило арендный договор сроком на 12 лет с жителем деревни Питяево Конецдворской волости Яковом Михайловичем Потаповым [45, с. 255–256; 115, л. 3]. По данному договору Я. М. Потапову передавалось «…в хозяйственное арендное пользование Усть-двинское хозяйство, заключающее в себе сенокосных угодий – 12 дес., пахотной земли – 4800 кв. саж., усадебной – 3730 кв. саж., огородной земли – 600 кв. сажен, выгона для скота – 3 десятины, удобной и неудобной земли более или менее, сколько окажется в натуре, со всей движимостью, включая сюда живой и мертвый инвентарь и недвижимостью – постройками, сроком 12 лет, считая с 1 октября 1923 г. по 1 октября 1935 г.» [45, с. 256; 115, л. 18]. Однако этот договор был заранее обречен на провал в силу жестких требований арендатора и крайней маломощности Потапова. 8 февраля 1926 года было принято постановление землеустроительного совещания: «Договор с Потаповым считать расторгнутым, по приему и сдаче, причем отнюдь не позже 18 февраля 1926 г.» [45, с. 268; 117, л. 32 об.].

19 февраля 1926 года на землях Николо-Корельского монастыря обосновались новые хозяева – три крестьянские семьи, объединившиеся в артель для совместного хозяйствования [45, с. 270; 117, л. 33]. Это были жители деревни Гора Исакогорской волости Архангельского уезда Немоновы, Козьмины и Кузнецовы [45, с. 272; 117, л. 27]. Договор с ними был заключен еще 9 января – до расторжения договора с Потаповым [45, с. 271; 117, л. 106]. 14 февраля 1926 года состоялось собрание членов артели, на котором было решено объединиться в сельскохозяйственную коммуну «Искра» (на основании «Основного Закона о социализации земли» коммуны имели первоочередное право на пользование землей [45, с. 272; 15, с. 51]); председателем ее был избран Михаил Ильич Кузнецов, в совет коммуны вошли представители всех трех семей [45, с. 272; 116, л. 217 об.]. Устав коммуны провозглашал целями и задачами «…ведение хозяйства по всем правилам науки, приняв за основу молочное хозяйство и животноводство при личном труде; расширение хозяйства и вовлечение новых членов по мере роста хозяйства; ведение воспитательной работы среди членов коммуны и окружающего населения в духе общественности» [45, с. 273; 116, л. 218]. Все документы, связанные с созданием коммуны, официально были утверждены 23 апреля 1926 года [45, с. 273; 100, л. 6]. К концу 1929 года в коммуне трудились члены 22 семей; возглавлял коммуну член Вознесенского волисполкома 30-летний Федор Анкудинов [45, с. 279].

Первоначально коммунары жили в двухэтажном здании бывшего братского корпуса, а позже, с приездом новых членов, оборудовали под жилье отапливаемые помещения Успенской церкви [45, с. 280; 48]. На правах хозяев коммунары использовали монастырские здания по своему усмотрению: например, скот держали в подвале Никольского собора [45, с. 280–281; 48]. Документы 1930 года свидетельствуют: «Стена разобрана на дрова, в настоятельском корпусе скотный двор, церкви открыты, переходы разваливаются, портал разбивают» [45, с. 280; 121, л. 237 об.]. 30 августа 1930 года Архангельский окружной исполком решал вопрос «О сносе каменного здания бывшего Никольского монастыря для строительных материалов» [45, с. 284; 120, л. 611]. Однако все каменные постройки XVII века всё-таки сохранились до наших дней.

Налаженная было жизнь коммуны внезапно расстроилась в середине лета 1933 года, после страшного пожара, уничтожившего верхнюю половину колокольни. Часть верующих коммунаров, убежденных в том, что это была Божия кара, уехали со всем своим имуществом из коммуны, и понемногу хозяйство стало терять свои позиции [45, с. 281; 34]. К середине 1935 года в монастырских стенах осталось жить всего 15 семей, и для того, чтобы окончательно не потерять хозяйство, районное начальство приняло решение объединить коммуну «Искра» с Кузьмозерским колхозом [45, с. 281; 80].

Увеличить	Увеличить
Разгромленные алтари. 4 августа 1929 г.

В 1931 году по заданию Государственного исторического музея (ГИМ) была организована вторая научная экспедиция – Беломорско-Онежская. Руководил ею основатель и директор первого музея русской архитектуры под открытым небом в подмосковной усадьбе Коломенское П. Д. Барановский (1892–1984). Причиной организации такой экспедиции стала заброшенность памятников деревянного зодчества на Севере и необходимость сохранить хотя бы лучшие произведения, перевезя их в Коломенское и поставив в музейные условия хранения. Петр Дмитриевич уже побывал в Северном Крае в 1920 году в составе экспедиции И. Э. Грабаря, и ему было с чем сравнить увиденное им сейчас. Прибыв в начале августа в бывшую обитель, Барановский записал в дневник экспедиции: «В монастыре в настоящее время помещаются сельскохозяйственная коммуна и лагерь пионеров. В главном Никольском соборе в папертях устроены спальни, в самом храме – клуб пионеров. Иконостас полуразрушен, вся резьба сбита, часть икон уничтожена. В малой церкви помещается театр коммуны, все имущество церковного характера уничтожено» [28, с. 213]. Деревянная ограда, окружавшая монастырь, была уже разобрана, подобная участь ждала и восточную надвратную башню, построенную в 1691–1692 годах и выполнявшую функции проездной. После долгих переговоров было получено разрешение на разборку башни и перевозку ее в Москву. В 1932 году башня была разобрана, но до конца навигации не нашлось транспортных средств для ее перевозки. Только к осени 1933 года ее наконец удалось доставить в Москву [28, с. 213; 63, с. 124]. Башню эту – единственное сохранившееся до наших дней деревянное строение Николо-Корельского монастыря – мы можем видеть в музее «Коломенское». С апреля по октябрь 2007 года были проведены работы по реставрации башни и установке ее на новом месте на искусственно созданной земляной насыпи, представляющей собой земляной вал (ранее башня находилась в центральной части музея-заповедника). При переносе была сохранена историческая ориентация башни по сторонам света [24, с. 20; 36].

Следующий этап жизни бывшего Николо-Корельского монастыря связан со строительством города Северодвинска. 18 июня 1936 года рядом с древней обителью высаживается первый десант строителей будущей могучей судоверфи. Монастырские здания стали теперь первым пристанищем для нескольких сотен первостроителей: здесь разместились общежитие, отдел кадров стройки, комитет комсомола, почта [85, с. 78]. Старожилы вспоминают, что жили прямо в Никольском соборе, и даже в его алтаре.

Примечательно, что в процессе строительства завода использовался строительный опыт монахов. В частности, было непонятно, как можно на болоте поставить могучие цеха, сохранятся ли деревянные сваи в болотистом грунте – а между тем у всех перед глазами были монастырские каменные здания, простоявшие невредимыми несколько веков. Пришлось вскрыть часть фундамента Никольского собора – и обнаружилось, что сваи фундамента были замурованы в непроницаемый глиняный панцирь, который и сохранял дерево от порчи. Этот опыт был использован при строительстве не только цехов, но и городской ТЭЦ-1 [85, с. 79–80].

Первоначально строительство шло с помощью вольнонаемных рабочих. Однако 28 марта 1938 года выходит секретное решение правительства № 45с, которым предусматривалось привлечение НКВД к строительству завода [87, с. 205–206]. 13 апреля нарком внутренних дел Н. И. Ежов издал приказ № 00220: «Организовать Управление строительства № 203 НКВД и Ягринский исправительно-трудовой лагерь с непосредственным подчинением ГУЛАГу НКВД» [87, с. 206; 71, с. 522–523]. И с 1 августа стройка полностью перешла в ведение НКВД [87, с. 207]. К 1 января 1939 года лагерь насчитывал 27.680 заключенных [123, л. 2, 55; 71], к концу того же года – уже 32.408 [124, л. 235; 9, с. 80]. Лагерь просуществовал до 24 января 1953 года, когда приказом № 0042 МВД был закрыт, и на его базе организовано лагерное отделение в составе Управления исправительно-трудовых лагерей и колоний Управления МВД по Архангельской области [71]. Вскоре после смерти Сталина в Ягринлаг прибыл председатель госкомиссии по амнистии Утюжников Македон Дмитриевич, благодаря которому были освобождены многие из осужденных по указу от 7 августа 1932 года («за колосок») и много уголовников. Осужденных же по 58-й статье (за «контрреволюционные преступления») реабилитировали постепенно, в 1954–1957 годах. К концу 50-х годов заключенных постепенно амнистировали или перевели в другие лагеря, а все недвижимое хозяйство Ягринлага передали воинским частям. 2 января 1961 года был подписан акт о завершении ликвидации лагерей в Северодвинске [11; 42, с. 38]. 30 октября 1990 года на кладбище заключенных в районе базы Северодвинского лесхоза был установлен памятник «Невинным жертвам Ягринлага».

До недавнего времени считалось, что в бывших монастырских стенах заключенные Ягринлага не содержались. Однако в октябре 2009 года при осмотре подклетов Никольского собора на их стенах были обнаружены надписи, свидетельствующие о том, что по крайней мере в 1941–42 годах здесь располагались тюремные камеры [22]. Как видно из надписей, здесь содержались преимущественно политические заключенные: упоминаются статьи 58-14 (эту статью в 1940-х годах давали, как правило, за побег из мест заключения), 59-3 (бандитизм), 109 (злоупотребление властью или служебным положением) («Здесь сидел (Ку)рилов Жора приговоренный к расстрелу по ст. 58-14 1 ноября 194(2?)», «Здесь сидел (Симонов? Симаков?) К. З. арест. 23/X.41 осужден 8/II по ст. 59-3 срок 6 лет», «Сидел Кочалов с 7^го лаг. уч-ка по ст. 109 осужденый 1^го мая 1942 г. сроком на 5 лет»). Судя по последней записи можно предполагать, что в подклетах храма размещался следственный или штрафной изолятор Ягринлага. Никольский собор был неотапливаемым, и узники, помещаемые в его подклеты в зимнее время, фактически были обречены.

Среди заключенных Ягринлага были и священнослужители. Нам сейчас известны имена только некоторых из них: это протоиерей Василий Андреевич Мельников, осужденный в 1951 году на 10 лет лагерей и освобожденный по амнистии в 1955 году [144]; священник Леонид Алексеевич Неволин, находившийся в Каргопольлаге и Ягринлаге в 1937–42 годах [145]; священник Павел Гурьевич Помрязинский, которому высшую меру наказания заменили заключением в Ягринлаге [146]; священник Андрей Иванович Прозоров, переведенный в 1940 году из Рязанской тюрьмы в Северодвинский ИТЛ и скончавшийся в нем 2 июня 1941 года [147; 21, с. 353].

В 1974 году по инициативе руководителя Северодвинского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Лидии Ивановны Черняевой (она является также одним из первостроителей Северодвинска) Николо-Корельский монастырь был признан памятником архитектуры государственного значения [66].

1998 – 2015 гг.

Первомайские молебны. — Возобновление богослужебной жизни в бывшей обители.

Увеличить	Увеличить	Увеличить
1-й молебен у Ни- кольского собора. 1 мая 1998 г.	1-й молебен внутри Никольского собора. 1 мая 2003 г. Фото М. Воркункова	Икона свв. Евфимия, Антония и Феликса Николо-Корельских

В 1998 году, когда шла подготовка к официальному празднованию 60-летнего юбилея г. Северодвинска, северодвинским краеведом А. И. Климовым было обнаружено [26; 35], что имеющиеся в списке «Всех свя­тых, в зем­ли Рос­сий­стей про­си­яв­ших» Евфимий, Антоний и Феликс Карельские [73] являются именно теми лицами, о которых говорится в агиографической литературе в связи с Николо-Корельским монастырем. По благословению епископа Архангельского и Холмогорского Тихона (Степанова) и с разрешения администрации Севмашпредприятия в день памяти указанных святых 1 мая (18 апр. ст.ст.) 1998 года у стен главного, Никольского собора бывшего монастыря впервые был отслужен праздничный молебен, возглавляемый еп. Тихоном. Святые Евфимий, Антоний и Феликс получили наименование «Небесных покровителей града Северодвинска» и стали постоянно поминаться на отпустах; накануне дня их памяти в храме Воскресения Христова г. Северодвинска совершалось им бденное богослужение по Общей Минее, а в сам день праздника, по окончании Божественной литургии, по согласованию между Епархиальным управлением и администрацией Севмашпредприятия, совершалась паломническая поездка жителей города к бывшему монастырю, где служился праздничный молебен: в 1998–2000 годах перед входом в Никольский собор, а с 2003 года, после двухлетнего перерыва (в 2001 и 2002 годах молебны не служились) – в центральном приделе собора. В остальные же дни монастырские храмы по-прежнему выполняли роль заводских помещений. В Никольском соборе располагался участок шиномонтажа, сварочный участок и склады цеха 20 и участок мойки тары цеха 30, в Успенском храме – администрация цеха 24, в бывшем братском корпусе – швейная мастерская цеха 24 и подсобные мастерские.

Увеличить Молебен в Никольском соборе 29 июля 2004 г. Фото М. Воркункова

Существенные изменения в бывшей обители произошли в 2004 году. 22 и 29 июля 2004 года в Никольском соборе были совершены молебны, которые предполагалось затем сделать еженедельными. 4 августа того же года генеральным директором ФГУП «ПО «Севмаш» В. П. Пастуховым было подписано решение № 463 «Об открытии для совершения богослужений Никольского собора». В результате достигнутой договоренности между Преосвященным Тихоном и директором Севмашпредприятия молебны стали совершаться каждый четверг. Этот день был выбран в связи с тем, что в еженедельном богослужебном круге он посвящается святителю Николаю, во имя которого и основан монастырь. Несколько ранее, 2 августа, генеральным директором было выпущено решение за номером 460 «О проведении восстановительных работ в Николо-Корельском монастыре», согласно которому все заводские службы должны быть выведены из монастырских зданий.

Увеличить	Увеличить
Галерея, примыкающая к северной стене храмовой части собора. 29 июля 2004 г. Фото М. Воркункова	Придел во имя прп. Евфимия и правв. Антония и Феликса Николо-Корельских. 8 августа 2007 г. Фото М. Воркункова

В связи с большим объемом восстановительных работ в Никольском соборе было решено в первую очередь оборудовать новый небольшой придел в галерее, примыкающей к северной стене храмовой части собора, подготовить его к началу богослужений и начать в нем постоянные службы, восстанавливая тем временем и сам собор. Такое решение не противоречит исторической действительности: имеются сведения, что одно время в этом месте монастырской братией также был устроен придел. 7 апреля 2005 года, в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, по благословению Преосвященного Тихона, епископа Архангельского и Холмогорского, было совершено иерейским чином малое освящение этого придела во имя прп. Евфимия и правв. Антония и Феликса Николо-Корельских. Это первый престол в Русской Православной Церкви в честь данных святых. В тот же день, впервые после 85-летнего перерыва, была отслужена Божественная литургия в новоосвященном приделе. Примечательно, что в 2005 году, когда в стенах древнего монастыря возобновилась литургическая жизнь, первый престольный праздник нового придела (18 апреля / 1 мая) совпал с праздником Светлого Христова Воскресения – Пасхи. Незадолго до этого, 4 февраля 2005 года, епископом Тихоном были одобрены новосоставленные тропарь и кондак прп. Евфимию и прав. Антонию и Феликсу Николо-Корельским «Для богослужебного употребления в пределах града Северодвинска». Несколько позднее была составлена и молитва.

1 мая 2009 года в центральном приделе Никольского собора впервые после закрытия монастыря была отслужена литургия архиерейским чином (в течение нескольких предыдущих лет архиерейские богослужения совершались только в новообустроенном приделе во имя свв. Евфимия, Антония и Феликса). Возглавлял богослужение епископ Архангельский и Холмогорский Тихон (Степанов). А 22 августа состоялось первое в истории монастыря Патриаршее богослужение: Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл отслужил всенощное бдение к празднику Собора Новомучеников и исповедников Соловецких (10/23 августа).

С 2011 года настоятелем Никольского собора является правящий архиерей – митр. Архангельский и Холмогорский Даниил (Доровских).

В настоящее время в Никольском соборе регулярно совершаются богослужения: по субботам и накануне больших праздников – всенощное бдение, в воскресные и праздничные дни – Божественная литургия; по четвергам служатся молебны во время обеденного перерыва заводчан, которых к монастырю подвозит автобус. Также для работников завода в монастыре совершается таинство Крещения.

Монастырские постройки

Деревянные строения

Храм по имя свт. Николая. — Храм в честь Успения Пресвятой Богородицы. — Колокольня. — Храм в честь Богоявления (впоследствии в честь Входа Господня в Иерусалим). — Храм в честь Сретения Господня (больничный). — Монастырская ограда.

Храм по имя свт. Николая

Никольская церковь была первым храм обители. Она была поставлена еще в начале XV века, как следует из грамоты новгородской боярыни Марфы, жены боярина Филиппа Григорьевича: «Поставила есми церковь храм святаго Николы в Корельском на гробех детеи своих Онтона да Филикса» [125; 19, с. 186].

31 мая 1571 года храм был разрушен бурей: «В лето 7079-м году майя в 31 день на седмой неделе после Христова дни в четверток в Корелском монастыре сломило бурею Николин храм, помост церковной. А высота была храму от земли до креста 30 сажень (т. е. 64 м)» [134, л. 101–101 об.; 90, с. 68, 83]. Был ли это первоначальный храм, построенный еще при боярыне Марфе, или перестроенный позднее – неизвестно. Обращает на себя внимание высота храма. По мнению М. И. Мильчика, «Даже если эта цифра несколько завышена, то нет сомнения, что … в монастыре было возведено одно из самых величественных среди известных нам деревянных строений. Наверное, не случайно в описной книге 1657 г. соборная церковь названа – редкий случай – “высокой” [ГААО. Ф. 191. Оп. 1 Д. 489. Л. 1 об.]. Столь необычная высота объясняется необходимостью в своего рода маяке для судов, приближавшихся к монастырскому берегу» [43, с. 392, 412].

Начались восстановительные работы [132; 90, с. 68–69, 83–84; 43, с. 393–395, 413–414]. Прежний храм был полностью разобран, и новый храм начали строить на ровном месте – об этом говорит запись о том, что в июне 1573 года «делали место церковное 8 человек семь днеи» [132, л. 18 об.; 90, с. 83; 43, с. 394]. Артель состояла из 20-ти плотников, собранных из разных мест Нижнего Подвинья и Беломорья; подрядчиками же были церковные мастера – братья Терентий и Петр Васильевы, дети Любова. Архитектурно новая церковь, по-видимому, в основных чертах повторяла разрушенную, и представляла собой шатровый храм с восьмериковым срубом от земли, крытый лемехом. Бревна для сруба доставляли водой по Двине от Емцы. Всего в монастырь было привезено 2600 бревен, и кроме того – 60 «больших дерев» редкой 9-саженной длины (19 м). Длинномерные бревна, помимо осевого, использовались, скорее всего, для продольных стен паперти, которые могли быть продолжением северной и южной части восьмерика – чтобы не сращивать бревна и повысить устойчивость всего сооружения [43, с. 394].

Восстановление Никольской церкви было завершено к осени 1576 года. В августе того же года «государь православный царь пожаловал, дал в дом Пречистой, в церковь Николы Чюдотворца сосуды церковные оловянные – шесть блюд: три блюда большие, три блюда малые, потирь да лжица, и копейца, и звезду, да атласу золотого три аршина да покровцы на сосуды и воздух атласные шолковые черныя да три аршина дороги, да пять аршин тафты, да четыре золотника шолку» [137, л. 41; 90, с. 69, 83]. А в сентябре 1576 года «на освященье церкви Николы Чюдотворца Бог послал сносили христолюбцы 11 рублев 20 алтын 5 московок» [137, л. 42; 90, с. 69, 83]. На чин освящения приезжал в монастырь на Филиппово заговенье (14 ноября) дьякон Прокопий [132, л. 71; 90, с. 69, 83].

Сколько времени просуществовала деревянная Никольская церковь, достоверно неизвестно. В 1670 году началось строительство каменного Никольского собора на новом месте. Деревянный храм, по-видимому, был разобран после освящения новопостроенного храма. Над местом захоронения Антония и Феликса была впоследствии поставлена деревянная часовня.

Храм в честь Успения Пресвятой Богородицы

Первое упоминание о существовании в монастыре теплой Успенской церкви встречается в отписи монастыря от 1 октября 1551 года строителю старцу Кириаку: «Да в теплой же церкве деисус на красках, семь икон, четырех пядей, да икона Успение Пречистые на красках, венцы на золоте, пяти пядей, да двери царьские на красках со Святители; да в теплой же церкве перед Пречистою свеча, в ней пуд воску» [56, с. 284]. В связи с ее обветшанием вместо деревянной церкви в 1664–1667 годах была построена каменная.

Колокольня

Из расходных книг строителя старца Кириака за 1551–1559 годы следует, что в этот период в процессе общих строительно-ремонтных работ была также сооружена колокольня [136; 90, с. 65, 82; 43, с. 393, 413]. В 1588 в монастыре была срублена новая колокольня «о девяти столбах с верхом». Строил ее нанятый мастер Петр с монастырским плотником Яковом корелянином (т. е. жителем Корельского берега). На колокольне, согласно описи 1601 года, были повешены «колокол большой, да три середних, да два малых» [41, с. 41], а спустя год (после водружения колоколов) укрепили «часы железные боевые с получасием и указным колесом» (циферблатом) [138, л. 7; 139, л. 6; 103, л. 18, 18 об.; 43, с. 395, 414]. Деревянная колокольня была заменена каменной в процессе общего каменного строительства в монастыре.

Храм в честь Богоявления
(впоследствии в честь Входа Господня в Иерусалим)

В начале 40-х годов XVII века при игумене Памве на восточных въездных воротах монастыря начали строить третью деревянную церковь – Богоявленскую. К 1646 году ее строительство было завершено. В апреле 1646 года монастырский казначей старец Митрофан «купил в церковь Богоявленскую сосуды служащие оловянные у попа Ярофея», а летом «в монастыре осветили храм на Святых воротех – Богоявление Господа нашего Иисуса Христа… И после освящения служили попы шесть недель…» [102, л. 13, 18; 90, с. 70, 84]. Выглядела церковь следующим образом: «церковь … древяная, кругом паперть. Верх у тое церкви палаткою на четыре ската, об одной главе» [140, л. 71; 90, с. 70, 84].

Изменение общего композиционного плана монастыря в результате последовавшего вскоре строительства каменного комплекса привело к необходимости переноса Святых ворот с надвратной Богоявленской церковью с восточной стороны монастыря на западную. Это было сделано при игумене Иоасафе. Работы, которые начались в июле 1690 года, выполняла артель плотников Княжостровской волости Двинского уезда Архангельской губернии Филиппа Кулакова с товарищами: «В нынешнем во 198-м году июля месяца подрядилися мы, Филип с товарищы, у них, игумена Иоасафа з братиею, у того ж Николаевского Корелского монастыря Святые ворота и на них церковь Богоявления Господня розобрать и перенести, и поставить против западных дверей соборные церкви Николаевской против прежнего; и что у тех врат и у церкви в котором месте объявитца худых и гнилых бревен, и нам, Филипу с товарищы, те худые и гнилые бревна переменять и класть новые бревна в те места… А робить нам, Филипу с товарищы, та их монастырьская рабата (так в оригинале) по сей записи в нынешнем во 198-м году июля с 15 числа без отступно, рядом – шестью человеки» [98; 90, с. 87–89]. Строительство продолжалось в течение года. Окончательный расчет с плотниками был произведен 28 июня 1691 года: «199-го июня в 28 день по сей записи с плотники сочтенось и розделка учинена вся сполна» [98; 90, с. 89]. Обновленный храм был освящен в честь Входа Господня в Иерусалим. Документов об освящении храма и изменении его посвящения не найдено, однако именно под таким именем он упоминается в последующих монастырских документах. Подтверждение этому можно найти и в описи 1834 года: «Оная Церковь первоначально была Богоявления Господня, на котором месте и чьим иждивением построена, не известно» [95, л. 7]. Можно предположить, что изменение посвящения было сделано ради символичности: главный вход в монастырь символизирует собой вход в Небесный Иерусалим.

Следует отметить, что ни еп. Макарий, ни М. С. Григоревский не знали о переносе Богоявленской церкви с восточной стороны на западную и освящении ее под новым именем, говоря о них как о разных храмах: «Кроме сих каменных церквей, как видно из описей монастырских 1700 и 1703 годов, были еще в монастыре две деревянные церкви: одна Богоявления Господня над святыми воротами с восточной стороны, а другая Входа во Иерусалим Господа нашего Иисуса Христа, над святыми же воротами с западной стороны и с папертью при ней, построена 1690 года» [41, с. 5]; «Были в Николаевском монастыре и другие небольшие церкви: первая – Богоявленская, устроенная над святыми воротами с восточной стороны, а вторая – входа Господня в Иерусалим над святыми воротами с западной стороны» [13, с. 31; 14, с. 309].

Монастырская опись 1834 года описывает Входоиерусалимскую церковь следующим образом: «3-я Церковь деревянная, холодная, на западной стороне под Святыми оградными вратами Монастырскими, во имя входа Господня во Иерусалим, одноэтажная, над оными воротами существует с 1690 года; вышиною до креста 8 сажен 2 аршина (т. е. 18.5 м), в длину с олтарем и папертью 5 сажен (10.7 м), и в ширину 4 сажени 1 аршин (9.2 м), об одной главе, которая покрыта деревянною чешуею; на оной крест деревянный, осмиконечный, выкрашен желтою краскою; крышка деревянная, тесовая, как на Церкви, так и на олтаре на четыре шатра; на паперти тесовая же, с зубцами, ветхая… При оной Церкви паперть рублена, с трех сторон брусчатая, стены внутрь Церкви и олтаря обтесаны, а по внешнюю сторону Церковныя с олтарем обшиты тесом и выкрашены желтою краскою на масле, вместе с папертью… под сею папертью два небольшие анбарчика… один с летней стороны, а другой с северной без полу; в оную Церковь ход из анбарчика, с летней стороны лестница… Престол в ней один, Царския врата в линию с иконоставом» [95, л. 6 об. – 7].

Дальнейшая судьба этой церкви прослеживается в описании церковного прихода в деревне Большая Кудьма, расположенной в 15 км от г. Северодвинска: «Первыми поселенцами в местности занимаемой этим приходом, были, вероятно, крестьяне Николаевскаго Корельскаго монастыря, для которых, по сказанию старожилов, был в древния времена устроен молитвенный дом, что подтверждается отчасти и древностию икон, находящихся в нынешней приходской церкви. Затем в двадцатых годах нынешняго (XIX – Андрущенко) столетия в селе Кудьмозерском была построена деревянная церковь во имя Смоленския иконы (одигитрии) Богородицы, сгоревшая чрез год после освящения. Вместо церкви была поставлена маленькая часовня, существовавшая до 1864 г., когда, по ходатайству местных крестьян, им дозволено было перевезти к себе из Никольскаго монастыря древнюю входоиерусалимскую церковь небольших размеров вместе с иконостасом, находившуюся над западными вратами. Эта церковь, при постановке ея на новом месте несколько увеличенная, освящена была в 1866 г. во имя Свят. и Чудотв. Николая» [37, с. 211–212]. По данным Клировых ведомостей по 3-му благочинию Архангельского уезда за 1906 год, рядом с Никольской церковью в 1895 году была устроена вторая церковь с колокольней во имя иконы Божией Матери, именуемой «Одигитрия Смоленская». По состоянию на 1906 год Никольская церковь была «по ветхости для богослужения непригодна», в связи с чем Указом Архангельской духовной консистории от 23 ноября 1905 года № 10892 ее было разрешено разобрать и из годного материала устроить часовню на приходском кладбище и сторожку при Богородичной церкви. Антиминс Никольского храма, освященный в 1864 году еп. Нафанаилом I (Савченко), был перенесен на престол Богородичной церкви [119, л. 81–88]. Однако, по воспоминанию местных жителей, Никольская церковь не была разобрана и просуществовала до середины 1930-х годов.

Храм в честь Сретения Господня (больничный)

Сретенская больничная церковь с приделом прпп. Зосимы и Савватия Соловецких, поставленная над гробами детей новгородской боярыни Марфы Антония и Феликса Николо-Корельских, была последним деревянным храмом обители. История ее создания такова. После строительства на новом месте каменного Никольского собора вместо прежнего деревянного храма, над гробницей Антония и Феликса была поставлена часовня. В июле 1719 года по благословению архиепископа Холмогорского и Важеского Варнавы (Волостковского) архимандритом Порфирием «для болничной братии на месте часовенном» [43, с. 405] было начато строительство новой церкви: «июля в 6 день Николаевского монастыря крестьяне Конецдворской волости Лаврентей Иванов, Василий Пивоваров с товарыщи, десять человек, поряжены в Николаевском монастыре над создатели тоя святыя обители построить церковь Божия древяная теплая с трапезою во имя храма Стретения Господня и с пределом во имя храма преподобных отец Зосимы и Савватия, Соловецких Чюдотворцев» [92, л. 24–24 об.; 90, с. 75, 85]. Внутреннюю отделку церкви производили по подряду столяры и иконописцы из разных мест: «В ту же новопостроенную Сретенскую церковь домовой архиерейской вотчины Чюхчеремской волости Ильинской церкви священник иконописец Евдоким с товарыщы писали по подряду новые святыя иконы, иконостас и старые иконы поновляли… К той же новой церкви столяр от города [Архангельского] Алексей Часовиков точил балясы, да дъски иконны, и тябла, и пелены делал, и престол, и жертвенник… Загорского стану крестьянин иконописец Андрей Спешнин писал в новую церковь святыя иконы: средину – Спасителев образ на престоле, да по четыре иконы на сторону, в предел Соловецких Чюдотворцев… Он же писал пядничных празничных да Николиных, всех 12 икон… Чюхчеремской волости Ильинской церкви священник Евдоким в новопостроенную церковь, в предел же чюдотворцев, писал двери царския, да местных три образа, и двери северныя, и под те иконы пелены в цветах, тропари и кондаки…» [92, л. 25–26; 90, с. 75, 85–86].

Сретенская церковь сгорела в пожаре 1731 года. В феврале 1735 года началась подготовка к ее восстановлению: «1735 года февраля 8 дня за благословением по грамоте преосвященнаго Германа, архиепископа Архангелогородцкаго и Холмогорскаго, в Николаевском Корелском монастыре на церковное новое строение лесу бревен высечено тысеча числом, в готовность поставили подрятчики Солоцкой слободки, жители Филат Панов с товарыщи, десять человек», и в октябре началось ее строительство: «Да сего ж 735 года октября 12 дня в монастыре над создатели положен новой оклад церкви Сретения Господня с пределом преподобных Зосима и Савватия Соловецких и с трапезою, теплая деревянныя при болницы. И плотники подряжены – монастырьской крестьянин Дмитрей Семеновых с товарыщи, осмию человеки». Строительство было закончено в июле 1738 года: «1738 года в ыюле месяце вышеписанная церковь Сретения Господня с пределом преподобных отец Зосима и Савватия Соловецких, теплые с трапезою и с папертию построена в совершенство с окончинами слюдными и стекляными при господине отце священноархимандрите Павле з братиею». Однако освящена она была только спустя 2 года: «1740 года июля 24 дня по Указу и по благословению преосвященнаго Саввы, епископа Архангелогородскаго и Холмогорскаго, священа церковь Сретения Господня тое обители господином архиманъдритом Павлом соборне. Того 740 года сентября 30 дня священа пределная теплая церковь преподобных отец Зосимы и Савватия, Соловецких Чудотворцев, им же отцем архимандритом Павлом соборне» [92, л. 63–63 об., 65 об.; 90, с. 76, 86].

Сретенская церковь вторично сгорела, по-видимому, 26 мая 1798 года, когда «от молнии произошел пожар, истребивший как церкви, так и прочия здания в монастыре» [41, с. 13]. Вместо нее в 1860 году была построена каменная часовня.

Монастырская ограда

Первое упоминание об ограде вокруг монастыря содержится в расходной книге строителя старца Кириака за 1551 год: «…Делал мастер забор около монастыря» [136, л. 63 об.; 43, с. 393, 413]. Из расходной книги и из описи 1601 года следует, что монастырь был обнесен оградой заплотной конструкции, распространенной в то время, с двумя воротами: «Около монастыря ограда древяная взаплот, а на ограде двои ворота» [41, с. 41]. Главные – Святые ворота – находились с восточной стороны, напротив пристани.

В начале 1640-х годов ограду перестроили, и она стала тыновой («стоячей») [43, с. 396]. Над Святыми воротами возвели Богоявленскую церковь, которая, как уже говорилось, была освящена летом 1646 года.

В 1691–1692 годах, при игумене Василиске, по завершении переноса Святых ворот с надвратной Богоявленской церковью с восточной стороны монастыря на западную, была перестроена и монастырская ограда. Ее конструкция подробно описана в подрядной записи: «Се яз, Княжестровские волости крестьяне – Филип Кондратьев сын Кулаков, да яз, Елфим Мартынов сын Корелянинов, подрядилися есми Николая Чюдотворца Корелсково манастыря у игумена Василиска з братиею. Взделать нам, Филипу да Елфиму, двенатцатью человеки у того манастыря ограду деревянную рубленую з городнями, вышыною от земли до кровли две сажени, а сажени мера три аршины печатных (т. е. 4.3 м). А з запада в ограду проезд взделать в манастырь – ворота створные, без верей. На двух углах поставить по башни рубленые поверх оградной кровли – нарубить по угожеству с розвалом. А со встока – башня поставить проезжая и ворота взделать створные ж, без верей, притворять к углам. А поверх оградной кровли около восмерни мост намостить и гудки (т. е. столбики) изоставить, и наверх гутков брусье наложить. И восмерня у тое башни срубить, какова им, игумну Василиску з братьею, понадобитца, с розвалом. И как мы, Филип и Елфим, тое ограду срубим, в ысподе и вверху срубить нам у тое ограды связи по два ряду и поперег деревье класть, а на деревье поставить столбы, а на столбы положить подолные бревна для скату кровелного» [99; 90, с. 90]. В подрядной особо оговорено устройство ворот. Западный воротный проем не имел столбов и должен был быть вырезан в бревенчатой стене в виде арки, свод проезда был сложен из бревен. Восточные – Водяные ворота, обращенные в сторону пристани, – должны были быть в башне, увенчанной шатром. Вокруг восьмерикового сруба предполагалось сделать галерею, огражденную перилами со столбиками [43, с. 408–409].

Опись 1834 года сохранила для нас подробное описание ограды: «Кругом Монастыря ограда четвероугольная, деревянная, рубленная из круглых бревен, ветхая, мерою в окружности 308 сажен (657 м), в вышину 2 сажени 3 четверти (4.8 м), по углам и по средине 7 башен, из коих 6 четвероугольныя, одинаковыя, сверх крыши оградной шатры на четыре ската; 7-я с восточной стороны над Святыми воротами с низу четвероугольная, а выше крыши оградной осмиугольная, на ней шатер таковыйже, вверху коего светелка осмиугольнаяж с шатром, в ней четыре окна без окончин, внутри оной пол, на ней железный флюгар, – покрыты как ограда на два ската, так и башни тесом с зубцами, под сею башнею два не большие анбарчика, один с летней стороны, а другой с северной, на двои двери деревянныя на крюках и петлях железных без полу, на оную ход из анбарчика с летней стороны, три лестницы. В сей ограде четверы ворота: из оных двои Святыя: 1-я под башнею с восточной стороны полуциркулярныя, 2-я с западной под Церковию входа Господня во Иерусалим створныя, плотничной работы, на крюках и петлях железных, с железною задвижкою, запираются замками висучими; 3-и по правую сторону оных полуциркулярныя, створныя; 4-я таковая ж на северной стороне обои на крюках и петлях железных, извнутрь запираются задвижным деревянным брусьем» [95, л. 7–8].

Монастырская ограда несколько раз горела. Так, в 1731 году «монастырской оградной стены от пожару погорело мерою тритцать сажен (64 м). И оная стена зачинена новым лесом и покрыта по-прежнему» [92, л. 55 об.–56; 90, с. 75, 86]. В последующее время монастырская ограда не раз ремонтировалась, а в 1880-х годах обветшавшие к этому времени стены и угловые башни были поновлены и обшиты [43, с. 410].

Особого внимания заслуживает восточная надвратная проездная башня. Это единственное сохранившееся до наших дней деревянное строение Николо-Корельского монастыря – благодаря усилиям П. Д. Барановского, который в 1932–1933 годах перевез ее в музей-заповедник «Коломенское».

Каменные строения

Храм в честь Успения Пресвятой Богородицы. — Никольский собор. — Колокольня. — Переходы. — Братский корпус. — Часовня в честь Сретения Господня.

Храм в честь Успения Пресвятой Богородицы

Однопрестольная Успенская церковь с примыкающей к ней одностолпной трапезной палатой является первым каменным зданием монастыря. Начало ее строительству было положено 29 мая 1664 (7172) года, в праздник Пятидесятницы [13, с. 30; 14, с. 308; 46, с. 109]. Освящена Успенская церковь была 10 ноября 1667 (7176) года по благословению митр. Новгородского и Великолуцкого Питирима (впоследствии Патриарха Всероссийского) [95, л. 2 об., 33 об.; 96, л. 24; 41, с. 4; 13, с. 30; 14, с. 308; 46, с. 109] (в описях указывается год освящения 1668, что, очевидно, является ошибкой пересчета ноябрьской даты 7176 г.). В описи 1834 года приводятся следующие размеры Успенской церкви: «мерою с олтарем, трапезою и прежней келарской в длину 17 сажен 2¾ аршина (т. е. 38.2 м), в ширину 5 сажен 2¾ аршина (12.6 м); трапеза с папертью 9 сажен 2¾ аршина (21.2 м); в вышину Церковь до кровли 7½ сажен (16 м); трапеза с Келарскою 3½ сажени (7.5 м)» [95, л. 3]. Изначально церковь была 5-главой, однако между 1819 и 1834 была перестроена в одноглавую [142, л. 22], о чем свидетельствуют соответствующие монастырские описи: «Вторая церковь каменная Успения Пресвятыя Богородицы, теплая о пяти главах каменных» [107, л. 18 об.]; «2-я Церковь теплая во имя Успения Пресвятыя Богородицы, одноэтажная, каменная… Сия Церковь об одной главе» [95, л. 2 об.–3]. Однако в период между 1891 и 1903 годами Успенская церковь вновь стала 5-главой [142, л. 23, 56]: в описи 1891 года еще говорится об одной главе [96, л. 24], что подтверждается и фотографией акад. В.В.Суслова 1886 года (Фотоархив ИИМК РАН. Негатив II-13979], в то время как в 1903 году анонимный автор уже пишет: «Успенский храм построен в 1667 году, ныне тоже отремонтирован и вместо одной сделано пять глав» [111, л. 1 об.) – это подтверждают и фотографии В.А.Плотникова нач. 1900-х годов (Фотоархив ИИМК РАН. О.635.40, О.635.42]. Последнее перед революцией 1917-го года описание Успенской церкви содержится в страховой ведомости 1910 года: «Успенская церковь – каменная, покрыта железом, окрашенным зеленою масляною краскою. Длина церкви 19 сажен (т. е. 40.5 м), наибольшая ширина 10 сажен (21 м), высота до верха карниза 7 сажен (15 м); на церкви имеется пять больших главок; больших окон 23 штуки, малых (на главках) 4 штуки… иконостас длиною 5,5 сажени (11.7 м), ширина 2 сажени (4.2 м) (оценен в 3000 рублей); церковь отапливается двумя печами; по бокам трапезы храма расположены комнаты для монашествующих лиц, в коих голианских печей нет… Строение хорошо сохранилось, оценено в 15000 рублей» [131, л. 69-70; 143, л. 58].

В советское время купола и барабаны Успенской церкви были утрачены; ее помещение занимает один из цехов «Севмашпредприятия», вход в который осуществляется через прямоугольную алтарную апсиду.

В 1887 году под Успенской церковью, с северной стороны, в помещении кельи, где с мая 1763 года по сентябрь 1767 года находился в заключении митр. Ростовский Арсений (Мацеевич), архиепископом Архангельским и Холмогорским Нафанаилом II (Соборовым) была устроена церковь во имя Боголюбской иконы Божией Матери. В описи 1891 года она описана следующим образом: «квадратная, вместе с алтарем занимает четыре квадратных сажени (т. е. 18 кв. м). Пол в церкви и алтаре деревянный, крашеный охрою; стены и свод окрашены мелом; окно маленькое с железною решеткою и одной рамой. На стекле в оконной раме изображение Иисуса Христа в терновом венце. Для входа в церковь с наружной стороны устроена деревянная лестница в семь ступеней и на верху ея деревянная же площадка с зонтом из листоваго железа, окрашена чернядью. Пол в притворе или паперти на одном уровне с наружною площадкою крыльца, а пол алтаря и церкви ниже пола притвора на три ступени. В притворе на стене висит поясное изображение Митрополита Арсения Мациевича в двух видах: в одежде крестьянина (в полушубке) и в Архиерейском облачении. Тут же находится деревянная колода с железным кольцом, к которой, по преданию, прикован был содержавшийся тут в заключении Арсений Мациевич по лишении Епископскаго сана» [96, л. 35–35 об.).

Никольский собор

Двухпрестольный Никольский собор был заложен 3 июня 1670 (7178) года [13, с. 30; 14, с. 308; 46, с. 109]. Новый соборный храм строился не на месте прежнего деревянного, а на расстоянии примерно 75 м к юго-западу от него. Причина такого перемещения была, по-видимому, не только в создании главной линии симметрии монастырского комплекса в направлении запад-восток, но и в необходимости удаления храма от берега во избежание подмыва его основания.

Согласно описям и печатным изданиям, освящен собор был 9 сентября 7182 года, т. е. 1673 года (здесь в описях и печатных изданиях ошибочно указывается 1674 г.) [95, л. 1, 31; 96, л. 4–4об.; 41, с. 4; 13, с. 30; 14, с. 308; 46, с. 109]. При этом дата освящения, как и остальные даты, касающиеся строительства каменных храмов, заимствуется из летописной старинной надписи на стене при входе в Никольский собор. Однако А. Б. Юдин ставит под сомнение эту дату: «На момент передачи монастыря согласно отписям от 22 декабря 1674 г. игумену Тихону [105, л. 1] и от 20 апреля 1677 г. келарю старцу Арсению [140, л. 2] каменная холодная церковь Николая Чудотворца еще не была освящена. В первом случае оказались не в совершении главы церкви и ее внутренняя отделка. Во втором – причина в отписи не указана, обозначен лишь сам факт [105, л. 5 об.; 140, л. 6 об.). Таким образом, освящение соборной церкви Николая Чудотворца произошло не ранее середины 1677 г.» [90, с. 72; 143, л. 34].

Каменный собор отличался своей величиной и парадностью. Согласно плану территории монастыря XIX века [112] его длина составляла 28.4 м (вместе с западным крыльцом – 41 м), ширина – 25 м. Высота согласно обмерочным чертежам 1991 года была до крыши 19.4 м, до верха центрального барабана – 28.5 м. Четырехстолпный собор, с размерами храмовой части 13.5 м (длина до алтаря), 15.5 м (ширина) и 12.7 м (высота до верха сводов), поставленный на высокий подклет, завершался пятью деревянными, крытыми лемехом, главами на световых барабанах. Мощное каменное здание храма, построенное на болотистом грунте, опиралось на свайный фундамент, который состоял из установленных вплотную друг к другу длинных бревен, замурованных в водонепроницаемый глиняный панцирь [85, с. 79–80]. Фундамент сохранился в хорошем состоянии до наших дней – это показало его обследование, проведенное спустя три века после сооружения собора, при строительстве города Северодвинска. Просторные светлые паперти-галереи примыкали к северному и западному фасадам здания. На галереи вели широкие крытые крыльца-всходы «о трех помостах», поставленные по центральным осям собора. В южной апсиде трехчастного алтаря был устроен придел во имя первоверховных апостолов Петра и Павла (причем в описи 1891 года подчеркнуто: «Храм сей помещается в правом полукружии главнаго алтаря Николаевскаго соборнаго храма и соединяется с ним пролетом в стене» [96, л. 20]), а в северной апсиде находился жертвенник. Первоначально в ней располагалась также ризница, но затем в восточном торце галереи была организована специальная ризничная палатка, дверь в которую ведет из северной апсиды (в настоящее время это помещение используется в качестве пономарки). Собор был холодным и предназначался для богослужений в летнее время.

В советское время внутренний объем собора был разделен на отдельные помещения и на два этажа. Все 4 боковых барабана были разобраны (судя по фотографиям, это произошло до сентября 1936 года (СГМ. ИКI оф 844]). К 29 июля 2004 года все современные перегородки были убраны. Барабаны были восстановлены силами «Севмашпредприятия» в течение 2007 года, а к концу 2009 года были установлены купола, также изготовленные на «Севмаше». Установка куполов производилась в течение двух дней – 30 ноября и 1 декабря.

В 2009 году работниками «Севмашпредприятия» Н. А. Андрущенко, А. Н. Пакулиным и А. И. Козичем была выполнена исследовательско-конструкторская работа по выявлению облика иконостаса Никольского собора на момент закрытия монастыря в 1920 году. Была поставлена задача: на основании сохранившихся архивных сведений разработать проект нового иконостаса, который в максимально возможной степени повторял бы прежний утраченный иконостас [5]. В данной работе подробно описано устройство иконостаса, его иконографический состав по ярусам, и его трансформация на протяжении XIX – начале XX веков. По результатам архивных исследований был разработан проект нового иконостаса. Проектирование совершалось с учетом того, что Никольский собор является памятником архитектуры федерального значения, и при установке иконостаса не должны нарушаться требования Закона об охране и использовании памятников истории и культуры. На установку в Никольском соборе данного иконостаса было получено разрешение от Архангельского НПЦ по охране памятников истории и культуры № 09-1144 от 03.12.2009 г.

Колокольня

Одновременно с Успенской церковью, с ее западной стороны, была построена каменная колокольня. Первое упоминание о ней приводится в вышеупомянутой отписи монастыря игум. Тихону от 22 декабря 1674 года: «У теплой церкви с западную сторону колоколня каменная о шестнацати окнах болших и малых, верх шатров, главы нет. Строены при нем же игумене Козме» [105, л. 17; 143, л. 34]. Эта запись опровергает укрепившееся в более поздних публикациях и монастырских описях мнение о том, что колокольня была построена в 1700 году. В 1700 году, по-видимому, была достроена глава. Подробное описание колокольни содержится в описи 1894 года: «Колоколня каменная стоит в одной связи с Успенскою Церковию, построена с оною вместе; в вышину до звону 7 сажен 1 аршин (т. е. 15.5 м), а от звону до креста 7 сажен (15 м; таким образом, общая высота колокольни составляла 30.5 м), об одной главе (каменной), на которой крест деревянный осмиконечный, выкрашен желтою краскою; оная колоколня в два яруса, с низу до звону четвероугольная, а в звоне до шатра осмигранная с осмью окнами, на ней шатер каменный, осмигранный с 8^мью небольшими слуховыми окошками без окончин, на коем железныя скобы от звону до креста, коих числом 21^а. Покрыты – глава, над звоном арки и ниже звона четыре наугольника, – листовым железом, и выкрашены ярью медянкою на масле. На оную ход из паперти, двери деревянныя плотничной работы; на крюках и петлях железных со скобами, выкрашены черною краскою, стеною две лестницы каменныя с одним окном, в коем окончина стекляная, без решетки; пол на ней деревянный» [95, л. 4 об.–5]. В 1897–98 годах колокольня была полностью перестроена, о чем «по горячим следам» пишет в 1998 году Григоревский М. С.: «В настоящее время, на месте разобранной, старой, строится новая каменная колокольня, с деревянным шатром. На плане колокольни Преосвященнейшим Иоанникием, Епископом Архангельским и Холмогорским от 25 августа 1897 г. положена резолюция: „Бог поможет сделать попрочнее“» [13, с. 35; 14, с. 313]. В настоящее время верхняя половина колокольни утрачена (сгорела в пожаре 1933 года); уцелевшая ее часть никак не используется.

Переходы

Строительством каменных переходов в 1684 году «с двумя большими и хорошаго чертежа и фасада крыльцами» [41, с. 4], соединивших Никольский собор, колокольню и Успенский храм, завершилось создание каменного архитектурного комплекса Николо-Корельского монастыря. В настоящее время переходы не используются и частично находятся в аварийном состоянии, за исключением галереи, пристроенной к северной стене Никольского собора, в которой в 1-й четверти 2005 года был устроен новый придел во имя прп. Евфимия и правв. Антония и Феликса Николо-Корельских.

Братский корпус

Братский корпус, являющийся единственным гражданским каменным зданием обители, с момента своего построения претерпел немало изменений. В процессе общего каменного строительства был сооружен одноэтажный корпус, содержащий поварни, квасоварню и сушило. Первое упоминание о нем содержится в отписи монастыря игум. Тихону от 22 декабря 1674 года: «А что в монастыре… каменные поварни и сушило» [105, л. 42–42 об.; 143, л. 34]. Более подробно описано это строение в отписи монастыря келарю старцу Арсению от 20 апреля 1677 года «На монастыре поварня да квасоварня каменная, другая поварня яственная с кельею и с сенями, над сенями сушило, все каменное, те поварни и поваренная келья и над сенями сушило построено при игумене Козме» [140, л. 74; 143, л. 17]. К 1814 году в этом здании находятся не только «производственные помещения», но и братские кельи. В описи, составленная в вышеозначенном году, так говорится об этом здании: «Показание братских каменных келий. Оные кельи в длину по фундаменту с северной стороны тринатцать сажен (т. е. 27.7 м). В ширину с западной стороны восемь сажен 1 аршин и 4 вершка (18 м). В высоту с боков от земли до кровли сажень 2 аршина и 3 четверти (4 м). По передней и задней стенам средины высоту от земли 4 сажени (8.5 м). Полаты покрыты новым тесом 1799 года в июне месяце… Между оными кельями сени… С приходу в сени на правой руке две полаты, одна братская, а другая гостиная с каменными сводами… Из тех же сеней на левой руке две палатки братские со сводами каменными… В тех уских сенях на левой руке у хлебопекарной полаты… в той полате свод каменный» [106, л. 7 об.–9 об.; 143, л. 35–37]. В 1851–1852 годах проводится заключительный этап перестройки бывшего поваренного корпуса в двухэтажный братский корпус с настоятельскими покоями. Одновременно была сооружена деревянная галерея на каменных столбах, соединившая корпус с каменными переходами между храмами, – это позволило проходить в храмы, не выходя на улицу, что было немаловажным в условиях суровой северной зимы. А в следующем, 1853 году, была составлена подробная опись нового здания: «Дом Настоятельский двухэтажный, у которого верхний этаж деревянный, а нижний каменный… крыша деревянная выкрашена красною краскою на масле в 1853 году… сей верхний этаж с настилкою полов новых и в нижнем каменном этаже, и новым расположением братских келей и устройстве их выстроен при настоятеле Его Преосвященстве Преосвященнейшем Варлааме Епископе Архангельском и Холмогорском и кавалере в 1852 году. Из верхнего коридора настоятельских сеней устроены деревянные переходы, – на 12 столбах обнесенных перилами, – в каменные переходы» [108, л. 7 об.–9 об.; 143, л. 46–47]. Наиболее подробно устройство братского корпуса дается в описи 1891 года: «На южной стороне Соборнаго храма устроен дом, нижний этаж коего и средняя часть верхняго этажа каменные, а остальная часть верхняго этажа деревянная, обшит тесом. Крыша на доме деревянная, окрашена чернядью. Длиною сей корпус 30 саж. (64 м) шириною 8 саж. (17 м). В верхнем этаже с югозападной стороны помещение Настоятеля, а в прочих братии. С северной стороны два крыльца, ведущия в верхний и нижний этажи… Лестница, ведущая в верхний этаж, деревянная… Помещение Настоятеля находится в верхнем этаже и состоит из пяти комнат, а именно: 1, Прихожая, в ней одно окно… 2, Приемный зал, в нем 6 окон… 3, Гостиная, в ней 3 окна… 4, Кабинет, в нем… 4^ре окна… 5., Келейная, в ней одно окно» [97, л. 3–4]. Опись также перечисляет 4 келии разных размеров на 2-м этаже и 8 келий на 1-м этаже, включая братскую трапезную и келарскую с кухней [97, л. 4–5 об.].

В советское время второй этаж братского корпуса вместе с деревянной галереей был уничтожен пожаром; позднее здание было перестроено для нужд «Севмашпредприятия» с добавлением второго каменного этажа. В настоящее время в корпусе располагаются производственные помещения «Севмаша».

Часовня в честь Сретения Господня

Часовня во имя Сретения Господня, построенная в 1860 году над гробницей правв. Антония и Феликса Николо-Корельских на месте бывшей здесь ранее деревянной Сретенской церкви, стала последним каменным зданием монастыря. Согласно описи 1871 года и публикации Григоревского М. С., она была построена по благословению епископа Архангельского и Холмогорского Александра [110, л. 22; 13, с. 35; 14, с. 313], согласно же архивному делу [109, л. 56] – по указанию епископа Архангельского и Холмогорского Нафанаила от 25 июня 1860 года. Еп. Александр (Павлович) управлял Архангельской епархией до 13 сент. 1860 года; еп. Нафанаил I (Савченко) прибыл на его место 15 декабря 1860 года, поэтому ошибка может содержаться в любом из этих источников. Подробное описание часовни содержится в описи 1891 года: «Против Успенской церкви на северной стороне близь входа в упомянутую церковь над гробницею Антония и Филикса, детей Марфы посадницы Новгородской, находится каменная восьмиугольная часовня во имя Сретения Господня, купол на ней, фонарь и глава деревянные; для входа имеется створная филенчатая дверь. По обеим сторонам двери по два окна с одними стеклянными рамами. Часовня в основании 2 ½ саж. в диаметре (5.3 м), а вышиною 3 ½ саж. до креста (7.5 м) … Посредине часовни находится деревянная гробница с чугунною на ней плитою. На плите надпись: “Когда слава жизни бывает непричастна печали одно мгновение и все это смерть отнимает у нас. Дети знаменитой Марфы Новгородской посадницы Антоний и Феликс”» [96, л. 42 об. – 43 об.]. Часовню эту еще помнят старожилы Северодвинска: в советское время до 1960-х годов в ней находилась парикмахерская; затем здание было снесено.

Знаменитые монастырские узники

Вице-президент Синода Феодосий (Яновский)

В 1725–1726 годах в Николо-Корельском монастыре находился в заключении архиепископ Новгородский и Великолуцкий, первый настоятель Александро-Невского монастыря (с 1797 года – Лавра) и первый вице-президент Синода Феодосий (в миру Феодор Михайлович Яновский), которого русский историк С. М. Соловьев назвал человеком «неудержливым в деле и слове, властолюбивым и корыстолюбивым» [72, с. 582]. 27 апреля 1725 года он был арестован [82, с. 160]. Будучи еще недавно одним из наиболее влиятельных людей в государстве Российском, он обвинялся не только в том, что «произносил слова непристойныя и укорительныя на высочайшую честь Его Императорскаго Величества и Ея Величества Государыни Императрицы» [61, с. 473], но и «в великих церковных противных поступках, а именно: 1) В Епархии своей, как из соборной, так и из прочих церквей и монастырей многия святыя иконы забрав, велел оклады ободрать и в слитки слить. 2) Древнюю церковную серебряную посуду от церквей и из монастырей многую отобрал и в слитки употребил. 3) Колокола из многих же монастырей и церквей отобрав, распродал. 4) Також и прочее церковное имение с старинных Архиерейских шапок и омофоров, жемчуг, каменье и другия вещи отбирал, а из саккосов древних и риз золотых и серебряных материй серебро выжигал. 5) Отобрав все вышеписанныя и другия церковныя имения, многое из них распродал, а вместо того, выписав из за моря, купил сервиз серебряной… 6) … как он ехал из Москвы в Санктпетербург, тогда в Никольском монастыре, что на Столпе, распиловал образ Чудотворца Николая» [61, с. 473]. Кроме того, Феодосий «весь Российский народ называл идолопоклонниками за поклонение святым иконам и приводил пример об Иерусалиме и о прочих святых местех, которыя будто Бог отдал варварам Туркам, отняв у Християн за их суеверие, что они поклонялись гробу Господню, и тем идолослужением творили Богу безчестие» [61, с. 474]. Однако И. А. Чистович обращает внимание на то, что Указ о наказании Феодосия с объявлением его преступлений был составлен главным его соперником и обвинителем – вторым вице-президентом Синода Феофаном Прокоповичем – «с преувеличением и искажением многих подробностей суда и следствия над обвиненным» [82, с. 167]. Спустя две недели, 11 мая, был объявлен приговор: «от Синодскаго правления Новогородской Епархии и Архимандрии монастыря Александро-Невскаго его отрешить и сослать его в дальной монастырь, а именно: в Корельской, которой на устье Двины: и содержать его там под караулом неисходно, и для того определить от Гвардии из отставных офицера с надлежащим числом рядовых, и давать ему (жалованья) на одежду и на пищу по 200 рублей в год» [61, с. 472].

Отбыв из Санкт Петербурга 13 мая, Феодосий с конвоем прибыл в Николо-Корельский монастырь 21 июня [20, с. 508; 40, с. 141–142] и был заточен «в одной из келий под церковию» 13)По-видимому, речь идет о каменной Успенской церкви. [82, с. 167]. Архимандрит Порфирий с разрешения Тайной канцелярии назначил ему в духовники иеромонаха Иова с соответствующими инструкциями. Исповедавшись, Феодосий причастился в церкви в епитрахили с поручами, сказав: «Чин архиерейский с меня не снят, а только я отрешен от епископии», и просил впредь не лишать его исповеди. «Тайная канцелярия, получивши донесение об этом от архимандрита, сочла желание Феодосия не нужною прихотью со стороны заключеннаго и приказала приобщать его раз в год в великий пост, не в церкви, а в том месте, где он содержится» [82, с. 167–168].

Между тем, следствие по делу бывшего Новгородского архиепископа продолжалось. Обнаружились новые факты: годом раньше, в 1724 году, он «приказал сообщнику своему вору, бывшему в Келейной его конторе и при Синоде Секретарю Герасиму Семенову», чтобы тот в присяге на верность Государю «прибавил, чтоб и ему плуту Феодосу чинили присягу (какой присяги ни кому иному, кроме природнаго своего законнаго Государя и Самодержателя, верным подданным рабом чинить не надлежит и весьма всем Государственным правам противно)» [54, с. 542]. Присяга была отправлена 19 мая 1724 для исполнения по Новгородской епархии [54, с. 543]. Это уже было политическое преступление, расцененное как покушение на императорскую власть, и 11 сентября 1725 года по высочайшему повелению от 9 сентября архиепископу Холмогорскому и Важескому Варнаве (Волостковскому) был направлен Указ Св. Синода, о котором 14 октября было объявлено всенародно: «с него Федоса сан Архиерейства и чин Иерейства снять, и быть ему простым старцем, и ни ктоб его от ныне за Архиерея и Иерея не признавал» [54, с. 543; 82, с. 173–174]. Указом предписывалось: «содержать его в том же Корельском монастыре в тюрьме до самой смерти, пищу ему давать хлеб да воду, и никуда его ни до церкви не допускать и к нему никого не допускать, разве единого духовника, да и то ежели крайняя к смерти позовет» [20, с. 524; 40, с. 143].

Архиепископу Варнаве указывалось: «Дабы то было действительно исполнено, в тот монастырь, где он ныне содержится, ехать вашему преосвященству с определенною из Тайной Р. Д. 14)Розыскных дел? канцелярии присланною на Холмогоры персоною обще и чинить все с общаго согласия» [82, с. 174]. Этой персоной был штатский советник и лейб-гвардии капитан-лейтенант, граф Платон Иванович Мусин-Пушкин, которому было приказано «посадить его в том монастыре в тюрьму, а буде тюрьмы нет, сыскать каменную келью на подобие тюрьмы, с малым окошком, а людей бы близко той кельи не было; пищу ему определить хлеб да вода» [20, с. 524; 82, с. 174–175]. «Граф Мусин-Пушкин в Никольский корельский монастырь приехал 17-го октября; а Феодос тогда был у обедни; и он, Платон, в том монастыре искал крепкаго каменнаго места, на подобие тюрьмы, кудаб Федоса посадить, и к тому такого удобнаго места не нашел, кроме той палаты, где и прежде Федос был и, покамест обедню пели, велел Платон у той кельи большое окошко закласть кирпичем, и оставлено меньшее четверть аршина в высоту и четверть в ширину 15)Т. е. 18×18 см., и мост 16)Т. е. пол. из той кельи выбран, и близко той тюрьмы жилья нет. И как Федос от обедни пришел в ту тюрьму, тогда Платон и Холмогорский архиерей, да от гвардии сержант пришли, и архиерей сан с Федоса архиерейский и иерейский снял… Платья при нем оставлено только что на нем, да постеля; денег ему ничего не дано. А оная тюрьма за тремя дверьми и замками и за печатьми, и у последних дверей поставлен караул – один часовой из гвардии, а другой из гарнизонных с ружьем» [82, с. 175]. Тайная канцелярия, получив донесение об этом и узнав, что узник содержится в сырой нетопленной тюрьме с холодным земляным полом, «показала человеколюбие» и приказала «подле той тюрьмы, где содержится чернец Федос, приискать другую удобную, где сделать печь и наслать деревянный пол; а печь топить с надворья и устье печное чтоб близ караула было» [82, с. 175–176].

30 ноября архангельскому губернатору Измайлову указом из Тайной канцелярии было предписано: «когда придет крайняя нужда к смерти чернцу Федосу, по исповеди приобщить его св. Таин в тюрьме, где он содержится, и при том быть, с духовником Федосовым, ему, Измайлову, и для того двери отпереть и распечатать; а по причащении оныя двери по прежнему запереть и запечатать ему же, Измайлову, своею печатью и приказать хранить накрепко» [82, с. 176]. На запрос же Измайлова от 30 декабря о том, что делать с телом Феодосия по его кончине, Тайная канцелярия 22 января 1726 года прислала ответ: «Чернца Федоса, когда он умрет, тело его похоронить в том же монастыре, где ныне содержится» [82, с. 176].

К концу января новая тюрьма была готова, но Феодосий уже не имел сил перейти в нее, и его перенесли на руках. «А в то время, – писал Измайлов, – был он Федос болен, а какою болезнию, того я признать не мог, и оный Федос о болезни мне ничего не сказывал же, токмо по переносе, называя меня именем, говорил мне он Федос: “ни я-де чернец, ни я-де мертвец. Где-де суд и милость”? На которыя его речи сказал я ему с сердцем, дабы он лишняго не говорил, а просил бы у Бога душе своей милости. И притом я его спросил: не желает ли он, Федос, духовника. И на тот вопрос ничего он Федос мне на сказал и глаз своих, как у него закрыты были камилавкою, не открыл, и в той тюрьме я его оставил и запечатав запер, и тогож числа отъехал к городу Архангельскому. А минувшаго 3-го февраля, т. е. в тезоименитство ея высочества, государыни цесаревны Анны Петровны, караульный фендрик Григорьев мне рапортовал, что оный Федос, по многому клику для подания пищи, ответу не отдает и пищи не принимает. Того ж числа велел я ему, фендрику, ехать в оный монастырь в самой скорости и Федосу в окно кричать, о принятии пищи, как возможно громко, и ежели по многому крику ответу он Федос не даст, то на другой день тюрьму распечатав отпереть, и его Федоса осмотреть. 5-го февраля фендрик прислал ко мне нарочнаго солдата объявить, что оный Федос умер» [82, с. 176–177].

Губернатор Измайлов приказал архимандриту Порфирию предать тело земле, и тот похоронил Феодосия при деревянной Сретенской больничной церкви, где хоронят монахов. Но когда губернатор доложил о смерти Феодосия Тайной канцелярии, то получил указ от 20-го февраля, чтобы тело было отправлено в Санкт-Петербург. «Того ради, буде у города Архангельскаго обретается из докторов или из лекарей, который бы мог учинить анатомию, то из Федосова тела внутренню вынять; а ежели таковых искусных людей не обретается, то, положа тело в гроб, засмолить и отправить в С.-Петербург на почтовых лошадях от гвардии с урядником и с двумя солдатами из тех, кои были в монастыре на карауле, с подтверждением, якобы они едут с некоторыми вещьми; и в пути бы ехали не медленно со всяким поспешением, дабы распутье их где не остановило и, прибыв в С.-Петербург, объявить тело в Тайной канцелярии. Буде же, паче чаяния, Федосово тело погребено, и оное вынув из земли исполнить против вышеписаннаго. А какою он, Федос, болезнию был болен и сколько времени был в болезни, и во время болезни был ли он исповедан и св. Таин причащен ли, и во время тех Таинств или в болезни не было ль от него каких слов противных, и как он умирал был ли кто при том, о том о всем велеть обстоятельно репортовать» [82, с. 177]. Но 2 марта последовал новый высочайший указ, «чтобы, по преждепосланному указу, Федоса чернца мертвое тело от города Архангельскаго в С.-Петербург не возить, и для того послать на встречу нарочнаго курьера, велеть погребсти в кириллове белозерскаго или в александрове свирскаго монастыре, к которому будет ближе; а буде от города за каким препятствием то тело не отправлено, и его погребсти в никольском корельском монастыре» [82, с. 177–178]. «5-го марта Измайлов донес, что, для вынутия тела Федосова из земли, секретно посылал он тамошняго гарнизона подполковника Хрипунова и с ним гарнизоннаго лекаря Альбрехта, которому велено учинить анатомию, и при том исполнении никому (кому не надлежит) быть невелено. На запрос об обстоятельствах смерти донес, что “как он, Федос, умирал, то при том быть никому было невозможно, потому что тюрьма была, по указу, заперта и запечатана его, Измайлова, печатью”» [82, с. 178]. 12 марта тело было привезено в Кирилло-Белозерский монастырь и в тот же день погребено казначеем иеросхимонахом Иоасафом с братией при больничной церкви прп. Евфимия Великого [82, с. 178–179].

Священномученик Арсений (Мацеевич), митрополит Ростовский

К моменту издания вышеупомянутого манифеста в Николо-Корельском монастыре уже почти 10 месяцев томился еще один узник – митрополит Ростовский Арсений (в миру Александр Иванович Мацеевич; 1697–1772), наиболее активно выступавший против готовившейся секуляризационной реформы. Его аресту предшествовали следующие события. 9 февраля 1763 года, в неделю Торжества Православия, во время положенного чина анафематствования еретиков, митр. Арсений добавил прошение: «Вси насильствующии и обидящии святыя Божии церкви и монастыри, отнимающе у них данныя … имения … яко крайние врази Божии, да будут прокляти» [27, т. 26, с. 5–6]. Ознакомившись после этого с привезенной ему вышеупомянутой инструкцией от 29 ноября 1762 года, регламентировавшей управление церковными вотчинами, Арсений 6 марта 1763 года отправил в Святейший Синод доношение, в котором подверг критике эту инструкцию 17)В статье о сщмч. Арсении (Мацеевиче) в Православной энциклопедии ошибочно утверждается, что в этом письме он «подверг критике как манифест, так и инструкцию». В действительности Арсений пишет о том, что инструкция противоречит Указу от 12 августа 1762 г. о возвращении имений [52, с. 51–53] и Манифесту при возшествии на престол Екатерины II., подчеркивая при этом, что Россия «и во время Татарския державы имела свободныя имения церковныя, в первоначальной власти Архиерейской содержащияся» (ЧОИДР. 1862. Кн. 2. Ч. V. С. 25–39, 28; 27, т. 26, с. 7–12). Во исполнение данной ей инструкции комиссия 29 января 1763 года распорядилась для описи имуществ отправить по уездам обер-офицеров из дворян [50, с. 147], в связи с чем 15 марта Арсений посылает второе доношение, в котором выражает опасение, что «по сему следует непременно показанным офицерам в олтарь входить и иногда священных сосудов касаться, чего нам закон Православной издревле… правилами и узаконениями церковными запрещает», и предупреждает, что продолжение работы Комиссии может привести к тому, что «за малое время может благочестие все у нас перевестися, и следа ему не остаться, разве только в памяти многих будет и в сожалении, что в толь древнем и благочестивом государстве, на весь свет славном и знатном, вдруг не от татар, и ниже от иностранных неприятелей, но от своих домашних, благочестивыми и сынами Церкве нарицающихся, Церковь и благочестие истребилися» (ЧОИДР 1862. Кн. 3. С. 158–162; 27, т. 26, с. 13–17).

12 марта императрице был представлен доклад Синода о первом донесении митр. Арсения, в котором говорилось, что оно «клонится к оскорблению Ея Императорскаго Величества». Прочитав донесение, Екатерина II нашла в действиях Арсения «посягательство на спокойствие подданных», и предала его суду Синода [27, т. 26, с. 17]. В ночь на Вербное воскресенье 16 марта митр. Арсений был арестован и под конвоем доставлен в московский Симонов монастырь, и 1 апреля 18)В статье о сщмч. Арсении (Мацеевиче) в Православной энциклопедии указана дата 14 апреля – возможно, пересчитано по новому стилю. начался суд над ним [27, т. 26, с. 18–22]. Отвечая на поставленные судом вопросы, Арсений заявил: «В доношении своем 6 марта ничего к оскорблению Ее Императорского Величества быть не уповал, а все то писал по ревности и совести, чтобы не быть двоедушным» (ПЭ). 12 апреля в Крестовых патриарших палатах, при огромном стечении народа, окружавшего синодальный двор, был оглашен приговор о лишении Арсения архиерейского и священнического сана, после чего синодальным ризничим, иером. Гавриилом, с него сняты мантия, панагия и белый клобук и отобран посох, а он дал подписку, что впредь не будет именоваться, иди действовать, ни митрополитом, ни архиереем, ни в другом духовном сане [27, т. 26, с. 23; 10, с. 756]. 15 апреля 19)В статье о сщмч. Арсении (Мацеевиче) в Православной энциклопедии указана дата 28 апреля – возможно, пересчитано по новому стилю. Екатерина II подписала Указ о ссылке Арсения в «Корельский, Николаевский монастырь под крепкое содержание». В Указе Синода, с которым был отправлен в ссылку Арсений, говорилось, что бывший Ростовский митрополит Арсений «за важное его преступничество и Ея Императорскаго Величества оскорбление, Синодом сужден ко лишению Архиерейства и клобука, и к посылке под крепкое содержание в отдаленный монастырь. А что он и жесточайшему за то свое преступничество по гражданским правам суждению был подлежателен, оное предано на Высочайшую Ея Императорскаго Величества волю. Но по подписанному … Ея Императорскаго Величества Высочайшему Указу, оной Митрополит Арсений Митрополичества и Священства лишен, а оставлен при одном токмо монашестве, для удобнейшаго, по старости его лет, покаяния, а от гражданскаго суда и изтязания Ея Императорское Величество, по человеколюбию своему, освободить ево соизволила. Того ради Святейшим Правительствующим Синодом определено: ево, монаха Арсения, послать за крепким караулом… в Корельской Николаевской монастырь, котораго Настоятелю крепкое и неусыпное над ним иметь смотрение, чтоб он, в бытность свою в том монастыре, ни под каким видом писмянно и словесно никого развращать, и о своем преступничестве инако разглашать и толковать, и тем слабых и простых людей в поколебание и соболезнование о себе приводить, отнюдь не мог, и для того пера, чернил и бумаги ему не давать, и … одного ундер-офицера и четырех человек солдат, для всегдашняго караула к нему приставить, … а и в церковь для слушания Литургии и протчаго пения, такоже и по монастырю ходить, за караулом ему позволять… А чтоб он, монах Арсений, отныне впредь не токмо Митрополитом и Архиереем, но ниже Иеромонахом, отнюдь ни под каким видом, ни письменно, ни словесно, неименовался и не писался, и благословения рукою никому не преподавал… и послан в тот Николаевской Корельской монастырь за караулом Гвардии ундер-офицера Филипа Маврина» (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 163–164).

Арестант прибыл в Архангельск 12 мая – в день, когда была учреждена Коллегия экономии духовных имений, и судьба церковных имуществ фактически была решена. А на следующий день, 13 мая, он был доставлен в Николо-Корельский монастырь (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 164). Содержание Арсению было прописано отдельной строкой в духовных штатах: «17) Монаху Арсению, что прежде был Ростовский Архиерей: 182 руб. 50 коп.» (ПСЗРИ-1. Т. XLIV. Ч. 2. Отд. III. С. 25). Узник содержался в келье размером 4 кв. сажени (т. е. 18 кв. м) под Успенской церковью, с северной стороны (ГААО. Ф.29. Оп.31. Д.1503. 1891 г. Л. 35). Впоследствии, в 1887 году, в помещении этой кельи была устроена церковь во имя Боголюбской иконы Божией Матери (ГААО. Ф.29. Оп.31. Д.1503. 1891 г. Л. 35–35 об.). Обследование подклетов Успенской церкви, проведенное во 2-й половине 1-го десятилетия XXI века, не позволило однозначно идентифицировать эту келью.

Как сообщал в ноябре 1823 года историку Русской Церкви еп. Калужскому Евгению (Болховитинову) сенатор, действ. тайн. сов. Иван. Владимирович Лопухин со слов офицера, сослуживца Маврина, Арсений по приказанию императрицы по три дня в неделю должен был употребляться «в самое тяжкое монастырское послушание, и он три дня рубил и носил дрова и воду при Маврине, который рассказывал все сие о нем с удивлением, и как о святом» (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 136). В заключении Арсений пользовался большей свободой, чем ему было дозволено указом. Как видно из возникшего через 4 года нового дела, настоятель монастыря архим. Антоний (Волотовский) и начальник караула подпрапорщик Семен Алексеевский «Арсения содержали во всем в противности данного из Святейшего Синода указа… и разные важные непристойные разговоры от Арсения слыша не доносили… привечали его не как простого монаха; называли оба Арсения преосвященным, целовали у него руку» (ГААО. Ф.1. Оп.1. Д.7587. Л. 2 – 2 об; 40, с. 154–155). «Монаха Арсения архимандрит и все монахи почитают за архиерея и принимают от него благословение, так как от архиерея и называют архиереем, коего архимандрит Антоний и причащает всегда у престола Божьяго не так как простаго монаха, а как священнослужителя» [47, т. 45, с. 317]. Архимандрит велел сделать для Арсения прямой ход из подвала в алтарь [40, с. 153].

В сентябре 1767 года началось новое дело против Арсения: «1767 году сентября 7-го дня (т. е. в предпразднство Рождества Пресвятой Богородицы – Андрущенко) пополуночи в 12 часу, пришед в архангелогородскую губернскую канцелярию, состоящую от города Архангельскаго в разстоянии 30 верст, Николаевскаго Корельскаго монастыря монах Филарет Батогов подал на всевысочайшее ея императорскаго величества имя доношение, которым доносил того-ж монастыря на иеродиакона Иоасафа Лебедева в говоренных им, Лебедевым, сего 1767 году, июля 30 дня, словах: знает-де он, Лебедев, секрет по 1-му и 2-му пунктам (имеется в виду Указ Петра I от 25 января 1715 года, согласно которому требовалось доносить «о следующих: 1. о каком злом умысле против персоны Его Величества или измены, 2. о возмущении или бунте» (ПСЗРИ-1. Т. V. № 2877. С. 138) – Андрущенко) на архимандрита Николаевскаго Корельскаго монастыря Антония и на другого, который находится в том монастыре в ссылке, о чем-де он, Батогов, того-ж часу, как услышал, пришед в келью архимандричью, объявил архимандриту Антонию, который, взяв его, Лебедева, в келью, ударил ропом три раза и посадил на цепь, а потом и выпустил. По доношению Батогова, а по резолюции губернской канцелярии иеродиакон Лебедев, случившийся тогда в городе Архангельском, того-ж числа сыскан и секретно допрашиван… И потому показанию Лебедева архимандрит Антоний, прилучившийся тогда в городе Архангельском, сыскан, взят под караул и секретно допрашиван» [47, т. 45, с. 315–316, 317] 20)В ряде публикаций, в т. ч. в статье о сщмч. Арсении (Мацеевиче) в Православной энциклопедии, вслед за И. А. Чистовичем [81] ошибочно утверждается, что донос был сделан иеродиак. Иоасафом (Лебедевым). На эту ошибку обращал внимание еще И. Я. Морошкин: «Последнее сказание неверно: подал доношение монах Батогов, и по его доношению, был сыскан в городе Архангельске в тот же день иеродиакон Лебедев» [47, т. 45, с. 323]..

Предшествовали же этому следующие события. 21 апреля 1767 года, в день рождения Екатерины II, «после литургии пришли к монаху Арсению монахи с поздравлением, и он, Арсений, не поднес им, также и стоящим у него на карауле, вина, объявляя, что не даст вина, и то Лебедев почитает из пренебрежения его, Арсения, к ея императорскому величеству, а после того, как он Лебедев стал Арсению говорить с укоризною: разве он, Арсений, ея императорское величество не почитает, и тогда он, Арсений, унтер-офицеру и солдатам принужден был вина поднесть» [47, т. 45, с. 317]. «1767 года, мая 11, монах Николаевскаго Корельскаго монастыря, Филарет Батогов, пришед к архимандриту Антонию в прихожую кельи, словесно объявил при казначее, игумене Геннадии и при братии о похвальных речах того-ж монастыря иеродиакона Иоасафа Лебедева; будучи они, Лебедев и Батогов, за монастырем в доме, тут при монастыре живущаго Кузьмозерской деревни, крестьянина Ивана Тимофеева, сына Корельскаго, и при других посторонних людех, означенный иеродиакон Лебедев между протчими речьми похвалялся, что я ножем разрежу у архимандрита Антония брюхо его и выну сердце, и суди меня в том всемилостивейшая государыня» [47, т. 45, с. 315].

Для понимания происходящих событий немаловажной является характеристика личности обоих обвинителей. По собственным признаниям иеродиак. Иоасафа (Лебедева), о том, что он «знает секрет по первому и второму пунктам на архимандрита Антония и на другого монаха, который в ссылке, Арсения, а еще ж к тому говорил он, Иоасаф, что ножем вынет у них сердца и представит к милостивой государыне», он говорил в пьяном виде [47, т. 45, с. 324]. В протоколах допросов зафиксированы и другие случаи пьяного хвастовства Лебедева: «он, Лебедев, говорил, что его высочество государь цесаревич Павел Петрович болен золотухою (слышав о том от монаха Арсения), и что такую болезнь он, Лебедев, лечить искусен и его, Лебедева, для лечения его высочества возьмут в Санктпетербург во дворец… в пополнительном допросе отвечал, что он, Лебедев, об этом неоднократно говаривал с пьянства, в чем и повинную приносит, а лечить такой болезни не умеет» [47, т. 45, с. 325]. А из справки о иеродиак. Лебедеве из Архангельской духовной консистории следует, что в 1763 году, будучи насельником Пертоминской пустыни, он был уличен в ложных показаниях по делу над игуменом пустыни Петром, в связи с чем находился «чрез год без священнослужения», а в 1761 году, будучи строителем той же пустыни, отдал «без согласия братскаго» церковные казенные образы, «за кои взял десять рублев» [47, т. 45, с. 324]. Что же касается монаха Филарета (Батогова), то в справке о нем из Архангельской духовной консистории указывается, что в 1765 году «за поколотие Донскаго войска казака в квартире его в двух местах ножем наказан плетьми… да в том же 1765 году за пьянства и непринимания о добропорядочном житии настоятельскаго увещания наказан же плетьми» [47, т. 45, с. 325].

Дело Арсения вел Архангельский губернский прокурор Василий Васильевич Нарышкин (ГААО. Ф.1. Оп.1. Д.7587, 7238а, 7133а). Существует мнение, что Нарышкин оклеветал Арсения, желая выслужиться перед своим покровителем – генерал-прокурором Сената А. А. Вяземским (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 137). В ночь с 7 на 8 сентября Нарышкин прибыл с обыском в Николо-Корельский монастырь [47, т. 45, с. 317]. Были арестованы и доставлены в губернскую канцелярию Арсений и несколько насельников монастыря [47, т. 45, с. 318]. Обратно Арсений, по всей видимости, уже не вернулся – таким образом, в монастыре он пребывал 4 года 3 месяца 27 дней – с 13 мая 1763 года по 8 сентября 1767 года.

Допросы и очные ставки начались 11 сентября [47, т. 45, с. 326]. На допросе архим. Антоний, иеродиак. Иоасаф (Лебедев) и подпрапорщик Алексеевский показали, что «он, монах Арсений, говаривал многократно, что ея императорское величество Екатерина Алексеевна наша неприродная и что ея величество нетверда в законе нашем, и не надлежало ей российскаго престола принять, а следовало Ивану Антоновичу; а лучше было бы, кабы ея величество за него, Ивана Антоновича, вступила в супружество, то-б уже и престол ей следовал» [47, т. 45, с. 326; ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 165, 173, 176], порицал ее намерение вступить в брак с графом Г. Г. Орловым [47, т. 45, с. 337; ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 165]; говорил он также о том, что Иоанн Антонович при попытке его освобождения был убит в соответствии с инструкцией, данной «от покойной государыни Елисаветы Петровны» [47, т. 45, с. 328; ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 166, 176]. Большинство обвинений в свой адрес Арсений отверг: «монах Арсений против оных их показаний как с допросов, так с очных ставок по улике в некоторых говоренных им противных и важных словах признался ж; но в самых важнейших учинил запирательство» [47, т. 45, с. 318]. «Монах же Филарет Батогов в доносе своем на иеродиакона Лебедева нашелся правым и по делу ничего до него, Батогова, к вине его не коснулось» [47, т. 45, с. 320]. Следует отметить, что Арсений на допросе объявил, «что архимандрит Антоний и вся братия Николаевскаго Корельскаго монастыря пьяницы и донос на него, Арсения, для того делают, чтобы его выжить из монастыря, а им свободнее пить» [47, т. 45, с. 332].

По результатам 1-го этапа следствия Архангельская губернская канцелярия составила рапорт, который 23 сентября 1767 года был отослан в Санкт-Петербург [47, т. 45, с. 332] – по причине того, что «далее по сему делу, как оно в великой важности состоит, к следствию губернская канцелярия не имеет смелости приступить без высочайшаго его императорскаго величества повеления» [47, т. 45, с. 321]. При этом канцелярия не забыла похвалить и себя: «Губернская канцелярия далее осмеливается всеподданнейше доносить, что губернские товарищи и прокурор, по рабской своей должности и присяге, во изыскании, по сему секретнейшему делу, истины и в скором и порядочном онаго производстве и окончании, столько от всего своего рабскаго усердия, денно и ночно старались, сколько их сил и разуму доставало» [47, т. 45, с. 321].

8 октября генерал-прокурор Сената князь А. А. Вяземский приказал Архангельской губернской канцелярии провести дополнительное расследование, поскольку в деле «недостает в некоторых обстоятельствах нужнаго сведения» [47, т. 45, с. 612–615]. При этом отдельно он пишет, что при дополнительных допросах «по безпримерному ея императорскаго величества великодушию и милосердию, никакие истязания терпимы быть не могут, то вам сим рекомендую, чтоб по сему делу отнюдь побоями никто истязаем не был» [47, т. 45, с. 615]. 19 октября в Архангельске секретный ордер от Вяземского был получен [47, т. 45, с. 615–616]. На следующий день начались допросы [47, т. 45, с. 619–627, Т. 46. С. 53]. Между тем, Арсений был уверен в том, что осужден только по той причине, что императрице вместо оригиналов его доношений были представлены «экстракты» из них. В связи с этим 22 октября он обратился к губернской канцелярии, «чтоб объявление его записать и представить ея императорскому величеству нижеследующее. 1-е, просит он, Арсений, чтоб е. и. величество… соизволила-б подлинное его доношение, посланное в святейший синод, за которое он и осужден, сама прочесть, то, конечно, изволит увидеть его правость… 2-е, по доношению и по следствию докладывано, как он, Арсений, думает, из синода экстрактом и на словах ея величеству, а есть-ли-б подлинное доношение ея величество соизволила читать, то-б конечно он бы так наказан не был… 4-е, он, Арсений, и ныне утверждает, что деревень от церквей для прописанных резонов в посланном от него в синод доношении отбирать не надлежало» [47, т. 45, с. 627–628]. Как видим, Арсений в главном оставался тверд.

3 ноября губернская канцелярия отправила Вяземскому секретный рапорт: «подлежащие все допрашиваны, а в разноречиях даваны и очныя ставки, … а притом губернская канцелярия честь имеет донесть, что все на словах строгости употребляемы были, но никакого успеха не последовало» [47, т. 45, с. 616–617] 21)В статье о сщмч. Арсении (Мацеевиче) в Православной энциклопедии ошибочно утверждается, что «по получении 3 нояб. 1767 г. дополнительных материалов следствия Вяземский составил записку императрице». В действительности 3 ноября материалы были посланы Вяземскому, а не получены им.. Такой же рапорт отправил и прокурор Нарышкин. По получении этих материалов Вяземский составил записку императрице, содержащую «экстракт, составленный по допросам и очным ставкам, винам Арсения и его продерзостным разглашениям» (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 165–170; 47, т. 46, с. 54]. Ознакомившись с этой запиской, Екатерина II направила Вяземскому ответную записку, содержащую основу для составления высочайшего Указа (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 171–172). Вместе с тем Вяземскому было приказано «уведомить ревельскаго обер-коменданта Муравьева, чтоб он принял в свое ведомство один каземат в крепости, в Выборге, в Нарве или в Ревеле, пустой, ничем не занятый, однакож крепкой и к житию способный, отделенный от жительства… и между прочим протапливал бы оный до будущаго впредь повеления» [47, т. 45, с. 611–612]. 8 декабря генерал-инженер Муравьев прислал ответ Вяземскому: «По сообщению Вашему ко мне, в Ревельской крепости, в двух башнях, в Ингермоланской и Гросъштранпорт, жилые покои, как надлежит исправлены, и ныне, чтоб не было сырости, протапливаются» (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 193). Как видно отсюда, судьба Арсения уже была решена.

Указ вышел 20 декабря 1767 года. В нем говорилось: «И тако за все вышедоказанныя его, Арсения, преступления, по силе прав Государственных, достоин он, Арсений, не только жестокому истязанию, но и лишению живота; но как, однако, сии его, Враля, разглашении желаемаго им, по его злости, вреда не произвели, а остались тщетны, то Ея Императорское Величество указали из одного человеколюбия и милосердия, от истязания и казни, его избавить, оставляя остатки дни живота его единственно на покаяние и угрызение о толь содеянном им зле и лукавстве совести. А дабы впредь от него таких зловредных разглашений, по его злом обыкновении, происходить не могло, а тем паче, чтоб от таких его злостных разсеваний легкомысленные люди не впадали в тяжкия преступления, как то уже ныне по сему о нем следствию довольно открылось, лишить его, Арсения, монашескаго чина, и для снятия с него камилавки и всего монашескаго одеяния, призвать в Архангелогородскую Губернскую Канцелярию духовную персону и велеть его растричь и одеть в мужичье платье, по растрижении же переименовать его Андреем Вралем и послать к вечному и неисходному содержанию в Ревель, к тамошнему Обер-Коменданту, где и велеть его, Враля, содержать в тамошней крепости в одном каземате, под крепким караулом, не допуская к нему ни под каким видом, не только для разговоров, но ниже для посмотрения, никого, и одним словом, так его содержать, чтоб и караульные не только о состоянии его, но ниже и о сем его гнусном имени не знали, о чем, сочиня особо Инструкцию, послать к тому Обер-Коменданту. Для содержания ж его, в караул определить тамошняго гарнизона из состоящих иноземцов; в той же Инструкции написать, что Комендант должен неослабно смотреть, чтоб оный Враль, содержан был неослабно, для того, что уже из дела довольно видно, что оный Враль наполнен, сверх его злости, еще и ложною святостию. И дабы не мог он, будучи в дороге, по слабости караульных, чинить таковых же разглашений, то послать для взятья его из Архангелогородской Губернской Канцелярии Сенатских Рот Маиора Тулзакова и при нем солдат трех человек и одного капрала, коему приказать, чтоб он, по взятии его оттуда, ехал от города в Вологду, куда прибыв, ожидал бы дальнейшаго повеления, а в Вологду командировать отсюда другаго Офицера и одного капрала и солдат трех человек, с тем, чтоб, по прибытии Тулзакова в Вологду, взял он состоящаго у него арестанта и, не называя никаким именем, вез прямо в Ревель, объехав как возможно Петербург, а по приезде, того арестанта, отдал бы показанному Обер-Коменданту, чего ради оным, Тулзакову и Офицеру, дать особыя Инструкции» (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 178–180).

Тем же указом было предусмотрено наказание участвующей в деле братии монастыря. Архимандрит Антоний был признан достойным «лишения живота», однако учитывая то, что его преступления произошли «по обольщению от Арсения притворною его святостию, а притом и то, что объят был всегдашним пьянством… то в рассуждении сего, а тем более из единаго ея императорскаго величества милосердия от казни его избавить, а за все описанныя его преступления и дабы он упоенною Арсением злостью и ненавистью к правительству и престолу не мог впредь каковых вредных делать разглашений, а паче между легкомысленнаго народа и возмущения, лиша его архимандрическаго достоинства и описав его вины, послать к епархиальному архиерею», которому, в частности, предписывалось: «чтоб никогда не возводим был ни на какое начальство». 31 декабря епископ Архангелогородский и Холмогорский Иоасаф (Лясинский или Лисянский) секретно донес Вяземскому, что после получения 27 декабря письма от него архимандрит Антоний 30 декабря был прислан к епископу из Архангельской губернской канцелярии; «помянутый Антоний ни на какое начальство возводим не будет, и для наказания послан он в Архангельский монастырь в братство, где и быть ему безъисходно, и о содеянных своих преступлениях от Создавшаго нас просит прощения, а чтоб он не мог напоенною от Арсения злостию других уловлять, ниже делать каких либо непристойных разглашений, то определен к нему того-ж монастыря служитель, коему велено быть при нем безъотлучну и никого к нему не допущать; пера, чернил и бумаги не давать; чего всего к помянутаго монастыря архимандриту Даниилу накрепко смотреть от меня приказано; да и я, по долгу моему верноподданническому, всетщательно надсматривать обязуюсь» [47, т. 46, с. 62–63]. Бывшего начальника караула подпрапорщика Семена Алексеевского было указано отправить «в сибирский гарнизон в солдаты с тем, что если он, Алексеевской, по прошествии полугода, тамошним командиром усмотрен будет в хорошем поведении, то может оной командир и в другие чины его производить, однако-ж из Сибири его не отлучать и не отпускать, и в отставку не отставлять» [47, т. 46, с. 63–64]. «Иеродиакон Иоасаф Лебедев за то, что, слыша он от Арсения непристойныя слова в свое время не донес, а, разглашая, сказывал солдату Черкасову, достоин по законам наказанию; но как из дела видно, что все показаннаго преступника Арсения дерзости открылись, по причине объявления его монаху Батогову, почему уже и заключить можно, что он Арсению соучастником не был; то посему от наказания его избавить; а поелику он, Лебедев, человек не весьма порядочнаго поведения, то в показанной монастырь его не посылать, а определить его в другой монастырь в братство и ни на какое начальство его не возводить и приказать начальнику иметь за ним смотрение, чтоб он конечно от пьянства был воздерживан». Иеродиакон Лебедев был послан в Троицкий Антониев Сийский монастырь и 6 января был передан архимандриту Гавриилу под расписку [47, т. 46, с. 67]. Монах Филарет (Батогов) был определен по-прежнему в Николаевский монастырь [47, т. 46, с. 67]. Кроме того, «во исполнение высочайшаго Е. И. В. повеления, объявленнаго в предложении от князя Вяземского от 21-го декабря… иеродиакону Лебедеву и монаху Батогову, по неимуществу их, каждому по сту рублев из статских доходов, записав в расход, с роспискою выдать определено» [47, т. 46, с. 68]. Из Сийского монастыря иеродиакон Иоасаф (Лебедев) прислал «три пасквильных доноса» [47, т. 46, с. 76–77]. 4 декабря 1768 года генерал-прокурор Сената князь А. А. Вяземский по полученным доношениям приказал: поскольку Лебедев, «будучи еще в Никольском монастыре, обращался в пьянстве и вел себя непорядочно… сие его показание оставить без следствия, а чтобы оной Лебедев впредь сим невоздержным своим поведением и пьянством не наносил монашеству нарекания, а обществу своему соблазнства и безпокойствия, архангельскому архиерею велеть лишить его священства и монашества, и после того, как человека дерзкаго и неспокойнаго, чтоб праздно не шатался, для написания в солдаты отослать к архангельскому губернатору» [47, т. 46, с. 77–78]. Приказ Вяземского пришел в Архангельск 18 декабря, но остался неисполненным: «оной Лебедев… лежа в болезни, 20 декабря помре, и при церкви Успения Пресвятыя Богородицы, где прочая братия погребается, по церковному чиноположению погребен» [47, т. 46, с. 78–79].

21 декабря 1767 года, на следующий день после подписания Указа по делу Арсения, Вяземский пишет обер-коменданту Ревеля (ныне – Таллинн) генерал-поручику Фабиану фон Тизенгаузену: «Один каземат в Р. крепости вели найскорее в ведомство свое принять и изготовить его способным к житью человеческому, чтоб он притом был истоплен до будущаго впредь повеления». Плац-майором Ревельского гарнизона Гибнером был выбран каземат размером 10×7 футов (т. е. 3.0×2.1 м) (Попов М. С. 1912. С. 565; Он же. 1905. С. 243), и 27 декабря фон Тизенгаузен направил ответ: «Принял от Инженерной Команды в ведомство мое» (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 193).

Майор Сенатских рот Иван Тоузаков (так он сам пишет свою фамилию) выехал из Санкт-Петербурга в Архангельск 21 декабря [47, т. 46, с. 58], имея на руках инструкцию, подписанную Вяземским, в которой говорилось: «… Как Вам … дан будет один неизвестный колодник, то онаго Вам принять и под крепким караулом везти его на Вологду; по приезде ж на Вологду, онаго колодника имеете Вы отдать тому, кто от меня Вам об отдаче того колодника объявит Ордер… Онаго колодника везти Вам секретно и никому его не показывать, и для того везти его, закрывши в санях, кои и имеете купить. Вам и команде Вашей разговоров никаких с ним не иметь, тако ж о имени и о состоянии его ни под каким видом не спрашивать и писем писать колоднику не давать. Платье, белье и шубу велите ему дать и в прочем велите с ним обходиться без грубости (это приписано императрицей – Андрущенко)… Как же показанный колодник наполнен дерзостью и лицемерию, а не меньше и злостию, то чаятельно, он иногда в дороге станет что либо Вам, или команде Вашей, разглашать, то онаго отнюдь не слушать и ему ни в чем не верить, а стараться как возможно от того вранья его удерживать. Что же услышано Вами, или командою Вашею, будет, то оное содержать до кончины живота секретно; а по приезде в Москву, о том его вранье имеете Вы объявить мне. О сей же врученной Вами комиссии отнюдь никого ни письменно, ни словесно, во всю жизнь Вашу, не уведомлять, а содержать секретно» (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 181–182). 27 декабря Тоузаков «по полуночи в пятом часу в город Архангельский прибыл и посланный с ним секретный пакет господам присутствующим и прокурору подал, а 28-го того ж декабря, получа от них одного неизвестнаго колодника, по полуночи в 11-м часу отправился ж 22)В статье о сщмч. Арсении (Мацеевиче) в Православной энциклопедии сказано: «29 дек. 1767 г. в Архангельской губернской канцелярии над А. совершили чин расстрижения». Как следует из рапорта Тоузакова, в этот день Арсений был уже второй день в дороге., исполняя в пути все то, что предписано ему в инструкции, в Вологду, куда сего 768 году генваря 1-го числа по полуночи в 9-ть часов прибыв», передал заключенного ожидавшему его капитану лейб-гвардии Семеновского полка Христофору фон Нолькену [47, т. 46, с. 58]. Согласно присланной от Вяземского инструкции, фон Нолькен должен был «по принятии же колодника, дав Тулзакову росписку, сказать ему, чтоб он тотчас из Вологды и с командою своею следовал в Москву; как же оный из Вологды совсем уже выедет, то Вы, помешкав в Вологде часа четыре, или и пять, имеете ехать в Ревель… только миновав как возможно Петербург. По приезде в Ревель, прямо, не останавливаясь нигде, тотчас явиться и показанного колодника объявить тамошнему Господину Обер-Коменданту». В остальном инструкция повторяла то, что было предписано предыдущему конвоиру (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 183–185). 8 января 1768 года обер-комендант Ревеля фон Тизенгаузен рапортует Вяземскому: «Известный Вашему Сиятельству привезенный человек мною принят, в каземат посажен и гарнизонный Офицер с надлежащею командою для караулу его определен» (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 193).

Увеличить	Увеличить	Увеличить
Таллинн. Башня Больших Морских ворот (Suur Rannavärav). За ней – башня «Толстая Маргарита» (Paks Margareta) 2 февраля 2009 г. Фото авторов	Таллинн. Храм свт. Николая на Vene с иконой сщмч. Арсения (Мацеевича) у северной стены храма. 2 февраля 2009 г. Фото авторов

Точное место заключения Арсения в документах не указывается, однако на сегодняшний день наиболее достоверным считается, что это была сторожевая башня Больших Морских ворот Ревельской крепости (эст. Suur Rannavärav; нем. Die Grosse Strandpforte). Ворота находятся между двумя башнями: вышеупомянутой сторожевой и знаменитой «Толстой Маргаритой» (эст. Paks Margareta); место их расположения – напротив морской бухты (Kangropool R., Bruns D. Tallinn sajandeis : Ehituskunstiline ülevaade.— Tallinn: Eesti Raamat, 1972. Ill. 8; Тамм Я. Реставраторы в старом Таллине.— Таллин: Периодика, 1984. С. 11). Ранее уже было сказано, что для размещения будущего узника генерал-инженером Муравьевым были подготовлены казематы «в двух башнях, в Ингермоланской и Гросъштранпорт» (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 193), а в исследованиях XIX века указывается, что каземат находился «на водяных воротах» (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 142; [47, т. 46, с. 85).

В Ревельском каземате Арсений находился почти столько же, сколько в Николаевском Корельском монастыре: 4 года 1 месяц 20 дней – с 8 января 1768 года по 28 февраля 1772 года. 29 февраля 1772 года Ревельский обер-комендант генерал-поручик Иоганн Микаэль фон Бенкендорф направил Вяземскому следующий рапорт: «26-го февраля 1772 г. содержащийся в ревельской крепости в одном каземате некоторый Враль тяжко заболел и требовал священника; почему оной того-ж числа пополудни в девятом часу к нему и допущен, которым священником был исповедан и святых таин приобщен, а 28-го числа пополуночи в восьмом часу оной арестант и умре, которой сего числа, по пробитии вечерней тапты при российской церкви, и погребен будет; с помянутого же священника (ревельской Николаевской церкви, Саввы Кодратова)… взята подписка, под смертною казнию, чтоб он по смерть свою ни под каким видом никому, что он к тому арестанту был допущен, не сказывал» [47, т. 46, с. 84]. Впоследствии Преосвященный Иркутский Михаил сообщал о том, что когда он был в Санкт-Петербурге на чреде священнослужения, то сын ключаря Ревельской Никольской церкви Саввы, Михаил, рассказывал ему о том, что его отец исповедывал и погребал Арсения (ЧОИДР. 1862. Кн. 3. Ч. V. С. 143). Погребен Арсений был мирским чином у северной стены Никольского храма, расположенного в Старом городе на Русской улице (эст. Vene) в 500 м от места заключения. При строительстве каменного храма (завершено в 1827 году) вместо обветшавшего деревянного могила митр. Арсения вследствие расширения церкви оказалась внутри ее; в настоящее время она находится в центральном приделе под солеей между царскими вратами и иконой Спасителя из местного ряда (Попов М. С. 1905. С. 254–255; Он же. 1912. С. 576–577; ЧОИДР. 1862. Кн. 2. Ч. V. С. 9).

Святыни

Главной святыней Николо-Корельского монастыря являются мощи праведных Антония и Феликса Николо-Корельских, с именем которых связывается основание обители. Мощи находились под спудом на месте их погребения. Первоначально над захоронением был построен деревянный Никольский храм; после возведения каменного Никольского собора, над мощами была построена деревянная церковь во имя Сретения Господня с приделом преподобных Зосимы и Савватия Соловецких, а в 1860 году, как было сказано ранее, – каменная Сретенская часовня. В связи с тем, что в советское время часовня была снесена, а на бывшей монастырской территории в процессе строительства завода велись земляные работы, место погребения Антиния и Феликса оказалось утеряно. 12–13 ноября 2012 года старшим научным сотрудником Института земного магнетизма РАН проф. Морозовым П. А. проводились исследования грунта георадарным бесконтактным методом на бывшей территории монастыря, в т. ч. на предполагаемом месте Сретенской часовни. 13 ноября были выявлены предположительно остатки фундамента, в центре которого на глубине 4–4.5 метров обнаружено деревянное сооружение из не подвергшейся деформации древесины твердых пород размером приблизительно два на полтора метра, напоминающее домовину. По благословению митр. Архангельского и Холмогорского Даниила (Доровских) на месте предполагаемого захоронения 6 декабря 2012 года был установлен поклонный крест.

© Н. и Е. Андрущенко, 2003–2015 гг.

Литература

1. Абрамовский В. Н. Неся знание и веру. Никольский монастырь – центр образования и просвещения на Русском Севере // Духовная пристань поморов. История Николо-Корельского монастыря: Статьи, очерки, исследования.— Архангельск: Изд. «Правда Севера», 2003. С. 200–209.
   
   
2. Абрамовский В. Н. Провинциальные мужские монастыри Архангельского Севера в секулярную эпоху (на примере Николаевского Корельского монастыря): Диплом.— Архангельск, 2002.
   
   
3. Алексеев А. И., Фёдорова М. М. Арсений (Мацеевич), сщмч., митр. Ростовский и Ярославский // Пра­во­слав­ная эн­цик­ло­пе­дия. Т. 3: «Анфимий – Афанасий».— М., 2001. С. 387–392; Зеленина Я. Э. Иконография // там же. С. 392.
   
   
4. Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке.— М.: Соцэкгиз, 1938.
   
   
5. Андрущенко Н. А., Пакулин А. Н., Козич А. И. Восстановление облика иконостаса Никольского собора Николо-Корельского монастыря. // Инновационные технологии и автоматизированное проектирование в машиностроении. Работы молодых ученых и специалистов. Сборник трудов научно-технических конференций молодых специалистов, аспирантов и ученых. С. 150–164.— Северодвинск, 2010.
   
   
6. Андрущенко Е. Н., Андрущенко Н. А. Евфимий прп., Корельский // Православная энциклопедия. Т. 17: «Евангелическая церковь чешских братьев – Египет».— М., 2008. С. 382–383; Кольцова Т. М. Иконография // там же. С. 383–384.
   
   
7. Андрущенко Н. и Е. Краткая история Николо-Корельского монастыря.
   
   
8. Андрущенко Н. и Е. Шесть веков на северной земле // Корабел. 2005. 11 июня. № 43, 21 июня. № 46.
   
   
9. Балова М. Б. Предпосылки и особенности развития военного кораблестроения на Европейском Севере России в 1920–1950-е годы: Дис. … канд. ист. наук.— Архангельск, 2001.— 135 с.
   
   
10. Барсов Н. И. Арсений Мациевич, митрополит Ростовский (По поводу XXV тома «Истории России» г. Соловьева) // Русская старина. 1876. Т. 5. С. 721–756.
    
    
11. Буторин А. Ягринлаг по воспоминаниям его сотрудников // Северный рабочий. 1989. 25 нояб.
    
    
12. Высочайше утвержденные ведомости и штатные положения по докладу Комиссии о церковных имениях, принадлежащие к именному указу, данному Сенату: О разделении Духовных имений и о сборе со всех Архиерейских, монастырских и других церковных крестьян с души по 1 р. 50 к. с приложением манифеста о подведомстве всех Архиерейских и монастырских крестьян Коллегии Экономии. 26 февраля 1764 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XLIV. Часть вторая. Книга штатов. Отделение III и IV. К № 12060. С. 24–43.— СПб., 1830.
    
    
13. Григоревский М. С. Николаевский Корельский третьеклассный монастырь. Исторический очерк.— Архангельск, 1898.
    
    
14. Григоревский М. С. Николаевский Корельский третьеклассный монастырь // Краткое историческое описание монастырей Архангельской епархии.— Архангельск: Изд-е Архангельского Епархиального Церковно-археологического Комитета, 1902. С. 281–320.
    
    
15. Гришаев В. В. Сельскохозяйственные коммуны в Советской России. 1917-1929.— М.: Мысль, 1976.
    
    
16. Двинской летописец // ПСРЛ (Полное собрание русских летописей). Т. 33. Холмогорская летопись. Двинской летописец. С. 148–221.— Л.: Наука, 1977.
    
    
17. Декрет СНК РСФСР от 23.01.1918 Об отделении церкви от государства и школы от церкви.
    
    
18. Доклад Митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, председателя Синодальной Комисии по канонизации святых, на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской православной Церкви // Деяния Юбилейного Освященного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви о соборном прославлении новомучеников и исповедников российских 20 века и канонизации святых. Информационный бюллетень. Отдел внешних церковных связей Московского Патриархата. №8. Август 2000.
    
    
19. Духовная Марфы на завещанные Николаевской церкви на Корельском берегу села на Лявле острове и в Конечных и рыбные ловли // Грамоты Великого Новгорода и Пскова (ГВНиП). № 129. С. 185–186.— М.Л., 1949.
    
    
20. Есипов Г. В. Чернец Феодосий // Отечественные записки. 1862. № 6.
    
    
21. За веру Христову: Духовенство, монашествующие и миряне Русской Православной Церкви, репрессированные в Северном Крае (1918–1951). Биографический справочник / сост. С. В. Суворова.— Архангельск: Православный издательский центр, 2006.
    
    
22. Заключенные в Никольском соборе // ЗАО «ТВС». Программа «Вестник Севера». 2009 г. 2 нояб.
    
    
23. Заручевская Е. Б., Супрун М. Н. В строгом каменном убранстве. Архитектура Николо-Корельского монастыря // Духовная пристань поморов. История Николо-Корельского монастыря: Статьи, очерки, исследования.— Архангельск: Изд. «Правда Севера», 2003. С. 48–54.
    
    
24. Зуйков В. В., Ипполитов И. В., Тюрина Л. П. Музей деревянного зодчества. М.: ____.
    
    
25. Зыбковец В. Ф. Национализация монастырских имуществ в Советской России (1917-1921).— М.: Наука, 1975.
    
    
26. Иванов А. Преданья старины глубокой // Вечерний Северодвинск. 1998. 22 апр. № 17.
    
    
27. Иконников В. С. Арсений Мацеевич. Историко-биографический очерк // Русская старина. 1879. Т. 25. С. 577–608; Т. 26. С. 1–34, 177–197.
    
    
28. Ильина М. Н. Первый директор // Пётр Барановский: Труды, воспоминания современников.— М.: Фонд П. Д. Барановского, МГО ВООПИиК, 1996. С. 209–217.
    
    
29. Инструкция, данная Комиссии о церковных имениях. 29 ноября 1762 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XVI. 1762–1765 гг. № 11716. С. 117–124.— СПб., 1830.
    
    
30. Инструкция Высочайше утвержденной Коллегии Экономии духовных имений. 6 июня 1763 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XVI. 1762–1765 гг. № 11844. С. 271–277.— СПб., 1830.
    
    
31. Kangropool R., Bruns D. Tallinn sajandeis : Ehituskunstiline ülevaade.— Tallinn: Eesti Raamat, 1972. Ill. 8.
    
    
32. Касательно нового устройства об управлении монастырских и Архиерейских недвижимых имений. 21 марта 1762 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XV. 1758–1762 гг. № 11481. С. 948–953.— СПб., 1830.
    
    
33. Касательно нового устройства об управлении монастырских и Архиерейских имений. 6 апреля 1762 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XV. 1758–1762 гг. № 11498. С. 969–974.— СПб., 1830.
    
    
34. Клевцов В. Никольские коммунары // Северный рабочий. 1968. 11 сент.
    
    
35. Климов А. И., Лизунов П. В. Небесные покровители города. К 60-летию Северодвинска.— Архангельск, 1998.
    
    
36. Комплекс градостроительной политики и строительства города Москвы. Пресс-релиз «Реконструкция музея-заповедника «Коломенское». 18.08.2007 г.
    
    
37. Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии. Вып. 1. Уезды Архангельский и Холмогорский.— Архангельск: Изд-е Архангельского Епархиального Церковно-археологического Комитета, 1894.
    
    
38. Купчая Филиппа Григорьева у Нефеда и Семена Яковлевых детей на Корельский наволок и землю по Кудме и Малокурье // Грамоты Великого Новгорода и Пскова (ГВНиП). № 128. С. 185.— М.Л., 1949.
    
    
39. Купчая Филиппа Григорьева у Нефеда и Семена Яковлевых детей на Корельский наволок и землю по Кудме и Малокурье // Акты юридические, или собрание форм старинного делопроизводства. № 71, XII. С. 113.— СПб.: Археогр. коммис., 1838.
    
    
40. Лизунов П. В. Узники Николо-Корельского монастыря. Архиепископ Новгородский Феодосий Яновский и митрополит Ростовский Арсений Мацеевич // Духовная пристань поморов. История Николо-Корельского монастыря: Статьи, очерки, исследования.— Архангельск: Изд. «Правда Севера», 2003. С. 127–166.
    
    
41. Макарий (Миролюбов), еп. Архангельский и Холмогорский. Историко-статистическое описание Николаевского Корельского монастыря.— М., 1879.
    
    
42. Мельник Т. Ф. О заключенных Ягринского ИТЛ: Рукопись.— Северодвинский городской краеведческий музей, 2004.
    
    
43. Мильчик М. И. Ансамбль деревянного Николо-Корельского монастыря // Народное зодчество. Межвуз. сб.— Петрозаводск, 2007. С. 391–420.
    
    
44. Митрофан (Баданин), игум. Предание о Тихвинской церкви, что в с. Кашкаранцы на Терском берегу Белого моря.— Мурманск, 2007. С. 5–11.
    
    
45. Михеева Н. В. От колонии до коммуны. Монастырь в первые десятилетия Советской власти // Духовная пристань поморов. История Николо-Корельского монастыря: Статьи, очерки, исследования.— Архангельск: Изд. «Правда Севера», 2003. С. 246–286.
    
    
46. Молчанов К С, свящ. Описание Архангельской губернии, ее городов и достопримечательных мест со многими древними историческими известиями и замечаниями, к дополнению Российской Истории служащими.— СПб.: При Императорской Академии Наук, 1813.— С. 107–110.
    
    
47. Морошкин И. Я., свящ. Арсений Мацеевич, митрополит Ростовский, в ссылке // Русская старина. 1885. Т. 45. С. 311–338, 611–628; Т. 46. С. 53–86.
    
    
48. Никулина Н. Дети никольских коммунаров // Северный рабочий. 1993. 14 авг.
    
    
49. Новгородская первая летопись младшего извода // ПСРЛ (Полное собрание русских летописей). Т. 3. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. С. 101–427.— М.: Языки русской культуры, 2000.— С. 411–412.
    
    
50. Об описи Архиерейских и монастырских вотчин, и об отправлении для того армейских Обер-Офицеров.— Высочайше утвержденный доклад Комиссии о церковных имениях. 29 января 1763 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XVI. 1762–1765 гг. № 11745. С. 146–152.— СПб., 1830.
    
    
51. Об учреждении Коллегии Экономии, для управления доходами с церковных имений. 12 мая 1763 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XVI. 1762–1765 гг. № 11814. С. 246–247.— СПб., 1830.
    
    
52. О возвращении имений, отобранных от монастырей по прежнему в управление Духовных властей и об уничтожении Коллегии Экономии. 12 августа 1762 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XVI. 1762–1765 гг. № 11643. С. 51–53.— СПб., 1830.
    
    
53. О заготовлении во все Епархии, монастыри и другие духовные имения приходо-расходных книг в июле и в августе месяцах; о рассылке оных заблаговременно, и об учреждении при той Комиссии особой для счетов Экспедиции. 5 февраля 1763 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XVI. 1762–1765 гг. № 11747. С. 152–153.— СПб., 1830.
    
    
54. О истреблении выданной бывшим Новгородским Архиереем Феодосием формы присяги и о непризнавании оную действительною. 14 октября 1725 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. VII. 1723–1727 гг. № 4788. С. 542–544.— СПб., 1830.
    
    
55. О новом устройстве управления монастырских и Архиерейских имений. 6 октября 1757 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XIV. 1754–1757 гг. № 10765. С. 796.— СПб., 1830.
    
    
56. Опись Корельского Николаевского монастыря. 1 октября 1551 г. // Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссиею. Т. 1. 1334–1598. № 158. С. 283–287.— СПБ, 1841.
    
    
57. О поручении отправления Обер-Офицеров, для описи монастырских и церковных вотчин, Коллегии Экономии, и о бытии под ея ведомством Счетной Экспедиции, учрежденной при Комиссии о церковных имениях.— Высочайше утвержденный доклад Комиссии о церковных имениях. 12 июня 1763 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XVI. 1762–1765 гг. № 11864. С. 300–301.— СПб., 1830.
    
    
58. О разделении духовных имений и о сборе со всех Архиерейских, монастырских и других церковных крестьян с каждой души по 1 рублю 50 копеек.— С приложением манифеста о подведомстве всех Архиерейских и монастырских крестьян Коллегии Экономии, и штатов по духовной части. 26 февраля 1764 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XVI. 1762–1765 гг. № 12060. С. 549–569.— СПб., 1830.
    
    
59. О распределении духовных имений и о сборе со всех архиерейских, монастырских и других церковных крестьян с каждой души по 1 рублю 50 копеек.— С приложением манифеста о подведомстве всех архиерейских и монастырских крестьян Коллегии Экономии, и штатов по духовной части // Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. Т. 2. Царствование государыни императрицы Екатерины II. 1762–1772. С. 166–200.— СПб: Синод. тип., 1910.
    
    
60. О скорейшем приведении в исполнение Высочайше утвержденного экстракта из протокола Конференции 30 сентября 1759 года касательно нового устройства об управлении монастырских и Архиерейских имений. 16 февраля 1762 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. XV. 1758–1762 гг. № 11441. С. 910.— СПб., 1830.
    
    
61. О ссылке бывшего Новгородского Архиерея Феодосия за разные законопротивные поступки в Корельский монастырь и о опубликовании вин его во всенародное известие. 11 мая 1725 г. // Полное собрание законов Российской Империи. Собр. 1. Т. VII. 1723–1727 гг. № 4717. С. 472–475.— СПб., 1830.
    
    
62. П. Б. Подлинное дело Новгородского архиепископа Феодосия // Русский архив. 1864. № 2. Стб. 121–172.
    
    
63. Перечень научных исследований, экспедиций, археологических раскопок, обмеров, фиксаций и проектов реставрации памятников архитектуры, научных докладов и печатных работ с 1911 г. до 1964 г. // Пётр Барановский: Труды, воспоминания современников.— М.: Фонд П. Д. Барановского, МГО ВООПИиК, 1996. С. 111–142.— С. 113, 124.
    
    
64. Попов М. С., прот. Арсений Мацеевич, митр. Ростовский и Ярославский.— СПб., 1905.
    
    
65. Попов М. С., прот. Арсений Мацеевич и его дело.— СПб., 1912.
    
    
66. Постановление Совета Министров РСФСР от 4 декабря 1974 № 624 «О дополнении и частичном изменении постановления Совета Министров РСФСР от 30 августа 1960 г. № 1327 “О дальнейшем улучшении дела охраны памятников культуры в РСФСР”».
    
    
67. Правая грамота Николаевскому Корельскому монастырю на морскую тоню в устье реки Малокурьи // Акты юридические, или собрание форм старинного делопроизводства. № 18. С. 37–38.— СПб.: Археогр. коммис., 1838.
    
    
68. Рандольф Т. Путешествие Томаса Рандольфа (1568–69) // Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских (ЧОИДР). Кн. 4. Ч. III.— М., 1884. С. 91–92.
    
    
69. Рункевич С. Г. Александро-Невская лавра 1713-1913.— СПб., 1913.
    
    
70. Сводный иконописный подлинник XVIII в. по списку Г. Д. Филимонова.— М., 1874.— С. 43, 56.
    
    
71. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923-1960: Справочник / Сост. М.Б. Смирнов; Науч. ред.: Н.Г. Охотин, А.Б. Рогинский; О-во «Мемориал», ГАРФ.— М.: Звенья, 1998.— 568 с.— С. 522–523.
    
    
72. Соловьев С. М. Сочинения. В 18 кн. Кн. IX. История России с древнейших времен. Т. 17–18.— М.: Мысль, 1993.
    
    
73. Список Всех святых, в земли Российстей просиявших, поминаемых в Неделю 2-ю по Пятидесятнице // Минея май. Ч. 3. С. 355–380.— М.: Изд. Московской Патриархии, 1987.— С. 369.
    
    
74. Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви.— СПб., 1877.— Стб. 824–826.
    
    
75. Тамм Я. Реставраторы в старом Таллине.— Таллин: Периодика, 1984. С. 11.
    
    
76. Толстой М. В. Книга глаголемая Описание о российских святых, где и в котором граде или области или монастыре и пустыни поживе и чюдеса сотвори, всякого чина святых // Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских (ЧОИДР). Кн. 4.— М., 1887(8).— Репринт: С прибавлением полного списка рус. святых.— М.: Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1995.— С. 158–159, 160.
    
    
77. Уголовный кодекс РСФСР редакции 1926 г.
    
    
78. Царская жалованная грамота Корельскому Николаевскому монастырю, о беспошлинном провозе соли и запасов. 17 мая 1551 г. // Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссиею. Т. 1. 1334–1598. № 156. С. 280–281.— СПБ, 1841.
    
    
79. Царская тарханная грамота Корельскому Николаевскому монастырю. 28 февраля 1607 г. // Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссиею. Т. 2. 1598–1613. № 77. С. 103–106.— СПБ, 1841.
    
    
80. Черняева Л. Никольские коммунары // Правда Севера. 1987. 29 нояб.
    
    
81. Чистович И. А. Материалы для биографии преосвященного Арсения // День. 1862. № 15.
    
    
82. Чистович И. А. Феофан Прокопович и его время.— СПб., 1868.
    
    
83. Шахматов А. А. Исследование о двинских грамотах XV в.— СПб., 1903.
    
    
84. Шергин Б. В. Кроткая вода // в сб. Шергин Б. В. Древние памяти.— М.: Художественная литература, 1989.— С. 252–257.
    
    
85. Шмигельский Л. Г. Перекличка времен // Северодвинск. Испытание на прочность: Сборник статей.— Северодвинск: Изд. «Правда Севера», 1998. С. 7–80.
    
    
86. Шмигельский Л. Г. Порт святого Николая. Главные морские ворота Московского государства на Севере // Духовная пристань поморов. История Николо-Корельского монастыря: Статьи, очерки, исследования.— Архангельск: Изд. «Правда Севера», 2003. С. 91–121.
    
    
87. Шмигельский Л. Г. «Создать Ягринлаг…» // Северодвинск. Испытание на прочность: Сборник статей.— Северодвинск: Изд. «Правда Севера», 1998. С. 199–210.
    
    
88. Юдин А. Б. Настоятели. Кто управлял монастырем в XVI–XX веках // Духовная пристань поморов. История Николо-Корельского монастыря: Статьи, очерки, исследования.— Архангельск: Изд. «Правда Севера», 2003. С. 235–245.
    
    
89. Юдин А. Б. Новгородский род Григория Семеновича // Новгородский исторический сборник № 9 (19) СПб ИИ РАН.— СПб., 2003. С. 153–167.
    
    
90. Юдин А. Б. «Поставила есми храм…». Устройство деревянных и каменных строений Николаевского Корельского монастыря // Духовная пристань поморов. История Николо-Корельского монастыря: Статьи, очерки, исследования.— Архангельск: Изд. «Правда Севера», 2003. С. 60–90.
    
    
91. Янин В. Л. Новгородские акты XII-XV вв. Хронологический комментарий.— М.: Наука, 1990.
    
    
92. БАН. Арханг. собр. Ч. 2. Оп. 2. № 956 (НК – 13) «Книга об устроении первой архимандритии в Николо-Корельском монастыре». Л. 24–24 об.
    
    
93. ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 7133а. Л. 18–25, 27–31об.
    
    
94. ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 7587. Л. 1–2об.
    
    
95. ГААО. Ф. 29: «Архангельская Духовная Консистория». Оп. 31: «1743–1920 гг.». Д. 301 «Опись имущества третьеклассного Николаевского Корельского монастыря за 1834 год».— 88 л.
    
    
96. ГААО. Ф. 29. Оп. 31. Д. 1503 «Главная Опись церковного имущества Архангельской епархии Архангельского уезда Николаевского Корельского монастыря. Составленная в 1891 году, а утверждена по протокольному постановлению Архангельской Духовной консистории от 6 Апреля 1891 г. за № 186 для руководства при поверках церковного имущества. Апреля 11 дня 1891 года (Копия)».— 110 л.
    
    
97. ГААО. Ф. 29. Оп. 31. Д. 1504 «Главная Опись недвижимого и движимого экономического имущества Архангельской епархии Архангельского уезда Николаевского Корельского монастыря. Составлена в 1891 году, а утверждена по протокольному определению Архангельской Духовной Консистории от 6 Апреля 1891 г. за № 186 для руководства при поверках монастырского имущества Апреля 11 дня 1891 года (Копия)».— 16 л.
    
    
98. ГААО. Ф. 60. Оп. 1. Д. 60 «7 июля 1690 г. – Подрядная запись плотников Княжостровской волости Двинского уезда Архангельской губернии Филиппа Кулакова с товарищами на перенос деревянной церкви и постройку двух больничных келий в Николаевском Корельском монастыре».
    
    
99. ГААО. Ф. 60. Оп. 1. Д. 61 «Не ранее ноября 1690 г. – Подрядная запись плотников Филиппа Кулакова с товарищами на постройку ограды в Николаевском Корельском монастыре».
    
    
100. ГААО. Ф. 105. Оп. 8. Д. 346.
     
     
101. ГААО. Ф. 191: «Николо-Корельский третьеклассный монастырь». Оп. 1. Д. 6. Описные книги Николо-Корельского монастыря. 1602 г.
     
     
102. ГААО. Ф. 191. Оп. 1. Д. 331. 1646 г.
     
     
103. ГААО. Ф. 191. Оп. 1. Д. 430. 1652 г.
     
     
104. ГААО. Ф. 191. Оп. 1. Д. 490. 1657 г.
     
     
105. ГААО. Ф. 191. Оп. 1. Д. 655. 1675 г.
     
     
106. ГААО. Ф. 191. Оп. 2. Д. 453. 1814 г.
     
     
107. ГААО. Ф. 191. Оп. 2. Д. 494. 1819 г.
     
     
108. ГААО. Ф. 191. Оп. 2. Д. 614. 1853 г.
     
     
109. ГААО. Ф. 191. Оп. 4: «1608–1918». Д. 171.
     
     
110. ГААО. Ф. 191. Оп. 4. Д. 179 «Опись церквей Николаевского монастыря и его подворья со внутренними принадлежностями и их имуществом, составленная в 1871 году».— 103 л.
     
     
111. ГААО. Ф. 191. Оп. 4. Д. 210. 1903 г.
     
     
112. ГААО. Ф. 191. Оп. 4. Д. 224 до 1852 г. «План монастыря».
     
     
113. ГААО. Ф. 215 (или 125?): «Карательный отдел отдела юстиции Архангельского губисполкома». Оп. 3. Д. 10.
     
     
114. ГААО. Ф. 273: «Архангельский губернский отдел народного просвещения». Оп. 1. Д. 1008.
     
     
115. ГААО. Ф. 282: «Земельное управление исполкома Архангельского уездного Совета РК и КД Архангельской губернии». Оп. 1. Д. 91.
     
     
116. ГААО. Ф. 282. Оп. 1. Д. 185.
     
     
117. ГААО. Ф. 282. Оп. 1. Д. 191.
     
     
118. ГААО. Ф. 282. Оп. 1. Д. 411.
     
     
119. ГААО. Ф. 448. Оп. 1. Д. 22 «Клировые ведомости по 3-му благочинию Архангельского уезда за 1906 г.»
     
     
120. ГААО. Ф. 565. Оп. 1. Д. 24.
     
     
121. ГААО. Ф. 1322: «Плановая комиссия Севкрайисполкома». Оп. 1. Д. 23.
     
     
122. ГААО. Ф. 4097: «Административный отдел Архангельского губернского исполнительного комитета Советов РК и КД». Оп. 1. Д. 70
     
     
123. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1д. Д. 371.
     
     
124. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1140.
     
     
125. ГИМ. ОПИ. Ф. 17 (Уваровы). Оп. 2. Д. 27. Л. 2 «Грамота данная Николаевскому монастырю от некоей Марфы на землю».
     
     
126. ГТГ. ОР. Ф. 106: «Фонд И. Э. Грабаря». Оп. 7.
     
     
127. ГТГ. ОР. Ф. 106: «Фонд И. Э. Грабаря». Оп. 7. Д. 16210 «Журнал экспедиции Наркомпроса по обследованию историко-художественных ценностей Северного Края 1920 года».— 18 л.
     
     
128. ГТГ. ОР. Ф. 106. Оп. 7. Д. 16326 «Фотографии. Иконостас. Никольский собор. Николо-Корельский монастырь. Архангельский у. 3.IX.1920».— 2 л.
     
     
129. МУАР. Коллекция I. Негатив 670: «Никольский собор. Иконостас. Левая часть двух средних ярусов».
     
     
130. МУАР. КПнвф-110-491: «Никольский собор. Иконостас. Центральная часть».
     
     
131. РГИА. Ф. 799. Оп. 33. Д. 23. 1910 г.
     
     
132. РГО. Разряд 114. Оп. 1. Д. 89. Расходные книги 1572-1577 гг.
     
     
133. РГО. Разряд 114. Оп. 1. Д. 90.
     
     
134. РНБ. ОР. Собр. Погодина. № 1563.
     
     
135. СПбИИ РАН. К. 115. Оп. 1. Д. 934. 1556 г.
     
     
136. СПбИИ РАН. К. 115. Оп. 1. Д. 935. 1551–1559 гг.
     
     
137. СПбИИ РАН. К. 115. Оп. 1. Д. 941.
     
     
138. СПбИИ РАН. К. 115. Оп. 1. Д. 952.
     
     
139. СПбИИ РАН. К. 115. Оп. 1. Д. 954.
     
     
140. СПбИИ РАН. К. 115. Оп. 1. Д. 1003. 1677 г.
     
     
141. СПбИИ РАН. К. 174. Оп. 1. Д. 97. 1534 г.
     
     
142. Архив Московского проектного института «Спецпроектреставрация». Научно-проектная документация по теме «Памятник архитектуры XVII в. Успенская церковь с трапезной и колокольней Николо-Корельского монастыря в г. Северодвинске». Шифр 907-2. Раздел «Комплексные научные исследования. Историческая записка. Историко-архивные и библиографические исследования». Т. 2. Кн. 2. 1991 г.— 64 л.
     
     
143. Архив Московского проектного института «Спецпроектреставрация». Научно-проектная документация по теме «Памятник архитектуры XVII в. Братский корпус (поварня) Николо-Корельского монастыря в г. Северодвинске». Шифр 907-3. Раздел «Комплексные научные исследования. Историко-архивные исследования. Историческая записка». Т. 2. Кн. 2. 1993 г.— 53 л.
     
     
144. База данных новомучеников ПСТГУ. Мельников Василий Андреевич.
     
     
145. База данных новомучеников ПСТГУ. Неволин Леонид Алексеевич.
     
     
146. База данных новомучеников ПСТГУ. Помрязинский Павел Гурьевич.
     
     
147. База данных новомучеников ПСТГУ. Прозоров Андрей Иванович.