Главная Библиотека Дань любви. Часть 1 Моя святыня

Дань любви. Часть 1

Елена Андрущенко

Последнее обновление страницы: 10.10.2023 19:40:09

В начало

Моя святыня

Бабушка – самое святое и доброе, исполняющее радостью слово. Её образ, её имя пронизывали светом и счастьем моё детское сердце. Все любимы и до́роги: мама, папа… Но бабушка превосходит всех своей самоотверженной бескорыстной любовью, своим жизнелюбием и радостным духом.

Вечер, за окнами темно. Темно и в комнате, потому что я уже лежу в своей детской кроватке, и мне пора засыпать. Сквозь рифлёные стёкла двери проникает свет из коридора. И так уютно, хорошо… Но вот слышатся за дверью негромкие голоса, и один из них – о, чудо! – бабушкин. Бабушка приехала! Родная, любимая бабушка! Какое счастье!

Вот мы с бабушкой в нашей комнате в Таллинне. Мне три с половиной года. Бабушка сматывает в клубки пряжу, а я закутываю в её мягкую шерстяную шаль любимого плюшевого мишку – подарок обеих бабушек – и укладываю его в перевёрнутую крышку от ручной швейной машины. Верх у крышки закруглённый, поэтому её можно качать, как люльку. Мишка такой умилительный в бабушкиной шали. «Правда, он симпатичный?» – спрашиваю я бабушку. «Симпатичный», – утвердительно отвечает она. Мне очень нравится это слово «симпатичный», и им бабушка сама охарактеризовала недавно моего мишку.

На улице морозно и солнечно – настоящая зима. Бабушка одевает меня в тёплую пушистую шубку, мы берём детские санки и идём гулять. Недалеко от дома есть горка, на которой много детей, и мы любим посещать эту горку. На вершине её бабушка усаживает меня в санки, и я с большим удовольствием скатываюсь вниз.

Декабрьским утром идём мы с ней в детский сад. Кругом темно, деревья в снегу, под ногами хрустит снег, в небе – яркие звёзды. Всё как будто окутано тайной. Мне радостно от того, что ещё ночь, ещё природа спит, а мы уже идём по спящим улицам, мимо спящих деревьев; мы – сопричастники этой великой вселенской тайны.

Канун Нового года. Солнечный зимний день. Я прихожу из комнаты в кухню, где неутомимо трудится бабушка. Дощатый пол только что вымыт и сияет чистотой. Кухонные дела временно закончены. Мы одеваемся и выходим на улицу. В соседнем дворе продают новогодние ёлки. Мы покупаем одну из них – большую и красивую – и несём домой. Вернее, несёт бабушка, а я иду рядом с ней, за ручку. В начале 1960-х годов по Таллинну ещё иногда проезжали в качестве грузового транспорта рабочие лошади. И вот, когда мы шли с ёлкой, нас догоняет лошадка, везущая телегу. С левой стороны телеги шла другая лошадка, молодая, не запряжённая. Вдруг ноги запряжённой лошади разъезжаются в разные стороны, и она падает на живот – наверно, была не подкована, или подковы уже истёрлись. Маленький мужичок – кучер – помогает ей подняться, а у лошадки растерянный вид, и она смущённо хлопает глазами. Бабушка что-то участливо говорит мужичку, и он тоже что-то доверительно ей отвечает. Общительному бабушкиному характеру было свойственно принимать участие в жизненных ситуациях других людей, и она никогда в таких случаях не проходила мимо без внимания и хотя бы словом пыталась ободрить человека. А уж мимо ребёнка она не могла пройти равнодушно, с умилением называя детей «маленькими человечками».

Дома бабушка наливает мне в детскую чашечку кефир, а я с увлечением опускаю в него руку и вынимаю, и рука у меня как будто в белой перчатке, и мне это очень нравится. «Ну что ты делаешь?» – спокойно спрашивает бабушка, и в голосе её звучит доброта. А я и знала, что она не рассердится: ведь она такая мирная и добрая. Чуткое бабушкино сердце всегда было распахнуто навстречу людям, и особенно – навстречу детству.

Вечером мы всей семьёй украшали ёлку. У нас было много красивых ёлочных игрушек: золотой медвежонок, обхвативший лапами белый ствол берёзы; собачка на салазках, ажурная стрекоза, гроздь смородиновых ягод… Некоторые игрушки были очень изящные, прямо ювелирной работы. Непременным ёлочным украшением служил и блестящий серебряный и золотой «дождик». Верхушку ёлки венчал маленький серебристый шпиль (мама не признавала распространённых в то время пятиконечных звёзд). Зажигали мы на нашей ёлочке настоящие свечи – это было очень красиво: маленькие живые огоньки.

И вот сидим мы в таинственной полутьме, у зажжённой ёлочки, за праздничным круглым столом. Приближается час Нового года. В прихожей раздаётся звонок, и папа загадочно поднимает указательный палец вверх и так же загадочно произносит: «О, кто-то идёт!» Родители открывают дверь – и в комнату входит маленький и очень серьёзный Дед Мороз. Скромно одетый, в тёмном пальтишке. Он сел на диван, я подошла к нему, и он что-то мне говорил. Я рассказала стихотворение про мишку косолапого. А Дед Мороз в награду подарил мне золотую рыбку, заводную, которая сама плавала в воде. Мы тут же налили в таз воды и наблюдали, как золотая рыбка плавает, виляя хвостиком. Потом уже, когда я стала старше, я узнала, что тогда Дедом Морозом была моя бабушка. Так старалась она сделать моё детство как можно более счастливым.

*   *   *

В Таллинне мы жили на улице Мо́они, в доме № 4. В переводе с эстонского Mooni 1)В эстонском языке ударения в словах ставятся на первом слоге. означает Маковая. В окру́ге тоже были улицы с цветочными и другими природными названиями: Tulbi (Тюльпанная), Kibuvitsa (Шиповниковая), Kannikese (Фиалковая), Liblika (Бабочковая)… И весь этот район носил (и сейчас носит) название Lilleküla (Цветочная деревня). Наш дом был ведомственный, принадлежал Гидрометслужбе, в нём было всего 8 квартир. При доме – замечательный уютный дворик, очень зелёный весной и летом, в июне весь усыпанный жёлтыми одуванчиками. Часть двора занимал небольшой сад с яблонями и кустами красной смородины. Росла там и большая раскидистая вишня, высокая – так что ягод было не достать. Из яблонь нашими любимыми были «белый налив» и «грушевая». Яблоки на них созревали красивые и очень вкусные. Мы лазали по ветвям и срывали спелые плоды. А в мае как всё цвело и радовало сердце! Душистое море нежных, белых с легким розовым оттенком яблоневых цветов, соединяясь с лучистым весенним небом, вливали ощущение чего-то великого и прекрасного, чему нет и не может быть конца. Сколько радостных часов мы провели в нашем дворе! Сколько детских игр на его памяти! Теперь, спустя более 50-ти лет, бывая в Таллинне, мы посещаем наш уголок детства. Он почти не изменился, только сад немного поредел, и песочница переместилась. Зато две берёзы в соседнем дворе, у самого нашего забора, бывшие тогда молодыми, разрослись и свешивают свои длинные кружевные косы к нам во двор.

Счастливые страницы детства! Они притягивают к себе память, притягивают душу, возвращая её в чудный мир чистой радости, светлого восприятия всего происходящего, восторженного ожидания несомненного, огромного будущего счастья. Какие это прекрасные, блаженные минуты! Это вдохновение всей последующей жизни. Особенно, когда она уже склоняется к закату.

*   *   *

Мне уже десять лет. Но всё равно я ещё далеко не взрослая, и ещё долго-долго не буду взрослой. Еду в троллейбусе из школы. Кругом весна, солнечный май, приближение лета, и бесконечная радость… Вдруг у троллейбуса срывается «вилка», он резко останавливается, и пассажиры хватаются за поручни, чтобы не упасть, а некоторые всё-таки падают. Упала и я, и от всего этого мне ещё веселее. Находившийся рядом дяденька, падая, схватился за поручень и случайно прихватил кончик моей косички. Но даже боль от прихваченных волос не омрачает моего восторженного настроения.

*   *   *

В душевной сокровищнице хранится воспоминание о почти чудесном событии. Мне было около двух лет. Стояла весна. Я гуляла во дворе с двумя детьми школьного возраста из нашего дома. Потом за ними пришла их мама, чтобы проводить в школу, и они втроём пошли со двора к автобусной остановке. А я автоматически последовала за ними. Как сейчас вижу переполненный людьми автобус, в который втискиваются, утрамбовываются наши соседи. Автобус закрывает двери и отъезжает. А я остаюсь на тротуаре, предоставленная самой себе. Окрестности нашего дома я знала очень хорошо, постоянно прогуливаясь с мамой в магазин и на рынок. Поэтому я нисколько не растерялась и охотно воспользовалась возможностью самостоятельно попутешествовать. Я прошла квартал вдоль Палдиского шоссе 2)Па́лдиски ма́антеэ, или Па́лдиское шоссе (эст. Paldiski maantee) – одна из самых длинных улиц Таллинна, начинается от Вышгорода и доходит до границы города, где переходит в шоссе, ведущее в город Палдиски (так по-эстонски звучит слово Балтийский). – весьма оживлённой улицы вблизи нашего дома, перешла довольно сложный перекресток и оказалась у одноэтажного деревянного хлебного магазина, от которого всегда вкусно пахло хлебными и кондитерскими изделиями. Идя вдоль магазина, увидела пожилую женщину в платочке, эстонку, которая обратила на меня внимание и участливо заговорила со мной. Не помню, чтобы я что-то ей отвечала, но очень хорошо помню её комнату в полуподвальной коммуналке. Комната аккуратно прибрана, на стене у кушетки – ковёр с оленями. А на кушетке сижу я. Рядом со мной тарелочка с печеньем и красивая нарядная кукла-негр. Мне очень хорошо здесь, в этой комнате, тихо, спокойно. Вот зашла в комнату другая женщина, молодая – наверно, соседка – и, увидев меня, ахнула, всплеснула руками, убежала, и тут же вернулась с другой, большой и нарядной куклой в голубом платье и таком же голубом капоре. Теперь я сидела уже в окружении двух великолепных кукол, любуясь ими и с благоговением едва дотрагиваясь до них. Как будто в райском уголке! Помню ещё, как мама надевает на меня ботинки, чтобы идти со мной домой. Добрая эстонка, взяв меня под свою опеку, сообщила в милицию о нахождении «бесхозного» ребёнка, и мама, вскоре бросившаяся меня искать, через милицию же меня и нашла.

*   *   *

По воскресным дням зимой мы ходили с бабушкой на детские сеансы в ближайший к нашему таллиннскому дому кинотеатр, носивший название «Партизан». Первый фильм, который мы посмотрели, был «Мальчик-с-пальчик». Дома, перед походом в кино, мы пили чай с такими вкусными бабушкиными пирожками с капустой, за нашим круглым столом в нашей уютной комнате.

Из персонажей прочитанных нами детских книг одним из самых загадочных для меня был трубочист. В моём тогдашнем представлении он должен был быть абсолютно чёрным: и лицо, и руки его не должны были иметь ни одного светлого пятнышка. Трубочисты в то время в Таллинне не были редкостью, хотя особенно на глаза не попадались. Во время одной из зимних прогулок с бабушкой мы издали увидали трёх трубочистов. Я была под большим впечатлением: они были, как им и полагалось, совершенно чёрными, с тросами, щётками, и как будто даже в цилиндрах – словно вышедшие со страниц сказок Андерсена. Несколькими годами позже я увидела трубочиста в непосредственной близи, и мне пришлось убедиться, что это такой же человек, как и все остальные: сквозь крапинки усыпавшей его сажи просвечивало обычное человеческое лицо.

*   *   *

У моей милой бабушки были незаурядные способности к художественному творчеству, фантазия и затейничество. Она умела и любила работать с детьми. Занимались мы с ней рисованием, лепкой из пластилина. У нас была целая коробка слепленных нами фигурок. Тогда лепила в основном бабушка, а я ей с удовольствием помогала. Особенно запомнился мне африканский слон с сидящим на его спине негром. Участвуя в создании фигурки негра, я тщательно размяла в ладошках кусочек чёрного пластилина – получилось что-то вроде блинчика – и заявила, что это живот для негра, на что получила бабушкино одобрение. Не помню, какое применение получил этот блинчик, только хорошо помню, что бабушкин негр имел живот вовсе не в виде блина.

Иногда мы читали по ролям стихотворение: «Серый волк в густом лесу встретил рыжую лису…» Волка исполняла бабушка, а лису – я. Бабушка старается говорить выразительным басом, а я – утончённо-хитрым голоском. «Где же эти утки?» – «У меня в желудке!» – так заканчивается эта лесная сказка 3)Стихотворение С. Я. Маршака «Волк и лиса» впервые опубликовано в газете «Известия» 18 ноября 1935 г. под названием «Про волка и лису». В последующих публикациях этого стихотворения вторая его часть (включающая уток в желудке) отсутствует..

Учили мы басни Крылова «Ворона и лисица», «Кукушка и петух»… Бабушка разъясняет мне смысл последней: «Кукушка петуха хвалит, но он ведь плохо поёт». Я с удивлением смотрю на бабушку: «Бабушка, а в Муствеэ петух хорошо поёт!»… Спустя много лет я не раз замечала, насколько верным бывает детское восприятие действительности, как и в данном случае: петух ведь и в самом деле хорошо поёт по-петушиному. Бабушка оценила тогда моё суждение и любила о нём вспоминать.

Муствеэ 4)В переводе с эстонского Mustvee означает «Чёрная вода». Через городок Муствеэ протекает небольшая одноимённая речка, впадающая в Чудское озеро. – это небольшой городок сельского типа на берегу Чудского озера, где живёт моя бабушка, и где я провожу лето (а зиму бабушка проводит у нас). Петух, который хорошо пел, жил через дорогу от бабушкиного дома, в хозяйстве семьи Ландсбергов. У них же была и корова Роза, от которой мы в моём раннем детстве в летнее время брали молоко. Но к этой теме мы ещё вернёмся.

*   *   *

С бабушкой всегда было хорошо, даже просто находиться рядом. Ещё совсем малюткой, не умея ходить и говорить, при её появлении я начинала восторженно пищать, кувыркаться в кроватке. Я чувствовала всем своим существом её любовь, её жизненную силу. Там, где бабушка – там рай, блаженство; и всё, что связано с ней, исполнено радости. И теперь, когда я сама уже по возрасту бабушка, в счастливых воспоминаниях детства, в бабушкиной любви я ищу мира и утешения своей душе.

Интересно, что мы с бабушкой совсем разных характеров: она весёлая, проворная, общительная, довольно энергичная, а я очень застенчивая, медлительная, задумчивая; но это различие совсем не мешало нашей неразрывной дружбе. Души наши всегда тянулись друг к другу, сливаясь в одну, и нам вдвоём было так хорошо, что ничего другого и не нужно: только бы быть вместе. С моим появлением на свет я стала главным смыслом бабушкиной жизни. И её жизнь стала бескорыстным служением этой святой любви. По мере моего взросления, в школьных, студенческих трудностях и проблемах, бабушка всегда была мне поддержкой и утешением. Моя бесконечная ей благодарность!

Не меньше, чем меня, любила бабушка и моего младшего брата, не меньшей заботой и нежностью окружала его, не меньше болела сердцем за него, но со мной у неё были особые задушевные отношения. Наверно, ещё и потому, что среди бабушкиного потомства я была единственной девочкой. «Я раньше и не думала, что можно так любить», – говорила иногда бабушка.

Назад • Далее

В начало