Дань любви. Часть 1

Последнее обновление страницы: 10.10.2023 19:40:10

Муствеэ

Красота Божьего мира. Муствеэские зарисовки

Вот это лютик: его цветочек – словно маленькая блестящая чашечка, жёлтенькая, как солнышко. Это ромашка, с белыми лепестками вокруг жёлтой серединки. А это нежный голубой колокольчик, который от ветерка раскачивает головкой и как будто слегка позвякивает… Гуляя, мы с бабушкой знакомились с родной природой, то есть бабушка знакомила меня. У берёзки ствол белый, нарядный, листочки маленькие, тонкие ветки кудрявые или плакучие. Дуб – могучее, ветвистое дерево, с узорными листьями, из его желудей можно много интересных фигурок сделать. Два красивых дуба росли у единоверческой церкви вблизи русской школы, и мы часто мимо них проходили… Это липа, это душистая сирень, это жасмин, тоже душистый. Каждое дерево, каждый цветок имеет и свой неповторимый аромат… Самые большие и резные листья у клёна, осенью они особенно красивы. Когда в один год я осталась у бабушки на осень, то любовалась этими разноцветными опавшими листьями, и переживала, что на дороге их топчут ногами, и чтобы этого не было, поднимала листья и убирала в сторонку.

В Муствеэ всегда было много ласточек. В моём детстве это были «городские» ласточки – с обыкновенными, недлинными хвостиками. Но теперь там в изобилии летают «деревенские» – с двумя длинными «спицами» по краям хвостовых перьев. Недавно нам пришлось увидеть этих птичек сверху: мы стояли на висячем мосту через речку, а ласточки шныряли под мостом, над самой водой, ловя мошек. И тут мы обнаружили, что на спинках у них перья не просто чёрные, а с сине-фиолетовыми блестящими переливами, будто перламутровые.

Увеличить

Мы с бабушкой в лесу
на Каменной горе.
Сентябрь 1960 г.

Иногда мы ходили в лес, на Каменную гору, что километрах в трёх от дома. Надо сказать, что никакой горы там нет – разве только чуть возвышенное место, да и камней особенно не видно. В детстве я не обращала на это внимания, но спустя много лет мы вдруг задумались над несоответствием характера местности и её названия. Обратились к всеведущему Яндексу. Оказывается, это место упоминается в списке объектов культурно-исторического наследия Эстонии под названием «Kivimurru mägi», то есть «Каменоломная гора». Можно предполагать, что когда-то здесь были каменоломни, о существовании которых теперь никто не помнит, и историческая память о них сохранилась только в географическом наименовании. В 1968 году эта «гора» вместе с соседним лесом была включена в число охраняемых национальных парков под названием «Kivimurru männik» («Каменоломный сосновый бор») 1). В 2013 году он был преобразован в природный заповедник «Kivimurru looduskaitseala» 2).

На пути к Каменной горе у дороги стоял одинокий старый дощатый дом, почерневший от времени. В этом доме жила тоже одинокая пожилая женщина. Не помню её имени. Люди звали её Подгорной. У неё было приятное благородное лицо, я бы даже сказала – красивое; спокойный негромкий голос, и вообще она была мирная, добрая. Одета была просто, по-деревенски, в платочке. Она держала кур, и, наверно, около дома был огород: грядки с овощами. А в буквальном смысле «огорода», то есть забора, не было – просто открытое поле. Один раз мы с бабушкой зашли к ней в дом (бабушка-то и раньше бывала). Первым помещением была кухня, вторым – комната. В кухне, кажется, стояла русская печь, а пол представлял собой набросанные на землю доски, причем очень неровно: они торчали концами вверх в разных местах кухни (видно, землю под ними не выровняли), и ходить по такому полу было даже небезопасно. В комнате пол выглядел лучше: доски лежали ровно. Не помню, имелось ли в этом доме электричество – возможно, нет. Как жила эта женщина зимой – не очень представляю. И вообще – как жила одна, сохраняя душевный мир и спокойствие? Кажется, у Подгорной был сын где-то вроде бы в Таллинне. Внучка точно была: красивая белокурая девочка, моя тёзка – тоже Лена, лет на пять старше меня. Жила она тоже, наверно, в Таллинне, и редко приезжала в Муствеэ. Как-то раз она приходила к нам с бабушкой, и даже вместе с нами что-то мастерила.

Так вот, ходили мы в лес на Каменную гору. Там росли высокие вековые ели, сосны, там всегда тенисто и прохладно. Собирали мы в лесу чернику, бруснику, грибы… «Бабушка, здесь ягодки!» – кричу я, наткнувшись на усыпанный тёмно-синими ягодами черничный куст. «Ну, так собирай!» – кричит в ответ бабушка. «А здесь паутина!» – опять кричу я. «Так смахни её!» – отвечает бабушка. «А в паутине паук!» – безапелляционно заявляю я. Значит, собирать ягоды с этого куста я не могу – может только бабушка, которая ничего в мире не боится, даже пауков.

Иногда в лесу я спрашивала: «Здесь никого нет?» Бабушка оглянется по сторонам и скажет по-старинному: «Ни души». Для меня замечательно было то, что человек именовался душой. И внутренне я понимала, что именно это и составляет сущность и ценность человека.

Моя храбрая бабушка не боялась и крапивы: собирает для меня спелые стручки зелёного горошка в огороде у забора, а вдоль забора высокая крапива растёт и жалит бабушкины ноги. «Бабушка, ведь там крапива! Как же ты там ходишь?!» – с удивлением спрашиваю я. А бабушка не боится, собирает себе горошек.

С крапивой связана одна история, происшедшая в 1965 году. Как-то в очередной раз мы с бабушкой навестили её приятельницу Эльвину Ивановну Нельке. У неё находились также одна из дочерей и одна из внучек. Стали мы вместе играть в домино. Кто тогда выиграл, я не помню. Проигравшие стали подсчитывать свои «очки». Я тоже сосчитала, а вслух сказать не смею. Бабушка требует, чтобы я сказала; несколько пар взрослых глаз устремлены на меня. Понятно, что в такой ситуации я ещё больше замкнулась, и молчу, как рыба. Бабушка рассердилась и говорит: «Уходи тогда на улицу!» Я вышла во двор и решила, что лучше всего побежать домой. Хорошо так мне было бежать! В середине пути застал меня ливень, и я вместе с другими людьми спряталась под небольшую кудрявую липу. Добежала до дома всё-таки промокшая. Ключ от квартиры мы, уходя, всегда оставляли в кладовке на лестничной площадке, поэтому проблем с попаданием домой у меня не было. Тут Ольга Николаевна Виролайнен (бабушкина добрая соседка) заглянула, посоветовала мне переодеться, что я охотно исполнила. И вот довольная, переодетая, сижу на любимом диване и рассматриваю фотографии в любимом альбоме. Через некоторое время открылась дверь, вошла бабушка и заглянула в комнату; потом удалилась, и через пару минут снова входит с букетом крапивы. Я ничего ещё не успела сообразить, как бабушка раза три огрела мои ноги этим букетом, и тут же пошла во двор его выкидывать. Всё это происходило в совершенном молчании. Когда бабушка снова вернулась, то велела мне стоять в углу, а поскольку подходящего свободного угла не оказалось, то просто у этажерки с книгами. Опять зашла Ольга Николаевна, немного удивилась, увидев меня, стоящую у этажерки, что-то они сказали друг другу с бабушкой, а когда Ольга Николаевна вышла, бабушка очень ласково пригласила меня покушать черники с молоком. Я нисколько не обиделась на бабушку за крапиву: я поняла, что она очень беспокоилась, не найдя меня у дома Эльвины Ивановны, всю дорогу домой торопилась, и накопившееся беспокойство должно было найти выход.

* * *

В раннем детстве нет понятия смерти. Жизнь кажется вечной. Но иногда взрослые произносят слово «умер». Слово это казалось мне загадочным, исполненным какой-то тайны. Понимаешь, что когда-то жил непростой, очень достойный, почти сказочный человек. И вот тоже когда-то, очень давно, он умер, то есть, его теперь нет среди нас, но всё-таки он где-то есть. А умереть – это великая честь, и не все удостаиваются этой чести. Её удостаивались прежние, непростые люди. Теперь таких нет. Такие, как мы – простые, обыкновенные – не умирают. Так мне казалось. И когда однажды я услышала от кого-то, что современный нам человек, чей-то родственник, умер, я очень удивилась: самый обыкновенный, ничем не замечательный, не сказочный, не древний человек сподобился чести избранных – умереть.

Не знаю, откуда, но ещё с самого детства в моём воображении рисуется картина интерьера величественного прекрасного собора, полутёмного, освещённого только светом лампад и свечей. Справа на солее, в уголке – небольшая красивая золочёно-бархатная сень, под которой покоятся чьи-то мощи. Я понимаю, чувствую, что в раке под сенью «спит» какой-то святой человек, который когда-то жил, а теперь вот здесь находится. Он не живёт сейчас, как мы – не ходит, не разговаривает, но он всё равно живой: всё слышит и видит, что происходит вокруг, всё знает, что делается в мире. Может быть, бабушка о чьих-то мощах рассказывала, и в моём представлении живо изобразилась эта удивительная картина.

В первый раз я столкнулась со смертью в Муствеэ в 1965 году, в шестилетнем возрасте: умерла одна женщина, жившая на Ленинградской улице, и многие пришли её проводить. Мне очень хотелось взглянуть на умершего человека: какой он, чем отличается от живых. Но ничего удивительного я не увидела, даже чем-то тоскливым повеяло. Вторая встреча со смертью произошла тоже в Муствеэ, и тоже в 65-м году, но уже зимой, в морозном ноябре. Тогда хоронили восемнадцатилетнего Серёжу Барышева – гордость муствеэской школы, одного из лучших её учеников, в начальных классах учившегося у моей бабушки. Только летом Серёжа окончил школу, и спустя несколько месяцев школа его провожала в последний путь. По рассказам знавших его, Серёжа был весёлым крепышом, а теперь в гробу лежал худенький бледный юноша. Он занимался боксом – и, может быть, это повредило его здоровью. Помню старенького, как мне тогда казалось, Серёжиного отца – маленького, с пышной седоватой бородой. Он тихо плакал и говорил, что предлагал Серёже лечь в больницу, но Серёжа отказался.

Умершую женщину с Ленинградской улицы везли на кладбище на грузовой машине, а гроб с Серёжей от школы несли на руках.

* * *

Жарко, парит. В небе сгущаются облака, их основания уже посинели. Мы с папой пасёмся в бабушкином малиннике. «Пойдём встречать грозу!» – говорит папа. Разве можно не согласиться на такое заманчивое предложение?! Прошли немного по Ленинградской улице, а облака уже тёмно-синие, нависают над головой, вдали погромыхивает – пожалуй, пора возвращаться, а то как бы не попасть под ливень. Налетает шквал, несёт песок у земли, мелкие камешки ударяются о ноги. Подходим к дому, и начинается настоящая гроза. До чего это впечатляюще: молнии, без конца вспыхивающие, озаряющие пространство; раскаты грома, ливневые потоки… Как весело, приподнято на душе! А воздух какой – не надышишься! Уже сумерки; мы с папой на крыльце, чтобы видеть разыгравшуюся стихию не через оконное стекло. Рядом с нами – кто-то из соседей, тоже любитель подобных явлений. И не только: путешествующие на мотоцикле люди, проезжавшие мимо, поспешили укрыться под нашим навесом: ждут, когда погода утихнет. Мой маленький брат боялся грозы, старался спрятаться где-нибудь в дальнем уголке комнаты, а мне хотелось быть поближе к бушующей стихии, к молниеносным облакам, к великой Божественной силе, всё устрояющей и всем повелевающей. Было не оторваться от сверкающего неба, от умиротворяющего шума дождя.

Году в 1945–46, когда семья Лавровых только начала свою жизнь в Муствеэ и обитала в «красной» школе, папа (которому тогда было лет 16) выбежал во двор полюбоваться на разыгравшуюся грозу. Вдруг над его головой сверкнула молния, раздался удар грома – и у него из волос и ресниц, и даже с поверхности тела сквозь рубашку посыпались разноцветные искры: красные, синие, жёлтые, фиолетовые… Это было красиво, но страшновато, поэтому папа поспешил на крыльцо и любовался на стихию уже оттуда.

В начале лета 1981 года в Петербурге в течение примерно двух недель каждую ночь разражались грозы. Я готовилась к экзаменам в институте и занималась допоздна. А потом ещё долго не могла отойти от распахнутого окна, любуясь этим чудным небесным явлением. Не спала со мной и бабушка, и мы вместе участвовали в удивительном тайнодействии природы.

Назад • Далее

В начало

Примечания

1) Решение Совета депутатов трудящихся Йыгеваского района от 17 июля 1968 г. № 113 «Looduse kaitsest Jõgeva rajoonis» («Об охране природы в Йыгеваском районе»).

2) Постановление Правительства Эстонской Республики от 11 ноября 2013 г. № 160 «Kivimurru looduskaitseala kaitse-eeskiri» («Правила охраны заповедника Кивимурру»). Подробнее см. в документе «Kivimurru looduskaitseala kaitsekorralduskava 2014–2023» («План управления заповедником Кивимурру на 2014–2023 гг.»).