Главная Библиотека Дань любви. Часть 1 Олешница. Олешницкий приход и его настоятель

Дань любви. Часть 1

Елена Андрущенко

Последнее обновление страницы: 17.04.2024 22:19:46

В начало

О́лешница

Олешницкий приход и его настоятель

Олешницкий приход был небольшим: кроме самой Олешницы, в него входило ещё пять причудских деревень: на запад – Ка́тазна (современное название Ка́тазе, эст. Katase), Новая Деревня (в дословном переводе на эстонский У́ускюла, эст. Uusküla) и Кургуй или Ку́ргова (Ку́ру, эст. Kuru); на восток, в сторону Сыренца (Васкнарвы) – Обхо́нь, она же Вы́гана (современное название Ка́рьяма́а, то есть «стадная земля», эст. Karjamaa) и Ре́менник (Ре́мнику, эст. Remniku) 1)EAA. Ф. 1655. Оп. 2. Д. 2639: Отчёты, ведомости о состоянии церквей Нарвской епархии за 1926 год. Л. 23 об.. К Олешницкому приходу были также приписаны православные, которые проживали в эстонском поселении И́зак (И́йзаку, эст. Iisaku) 2)EAA. Ф. 1655. Оп. 2. Д. 2740: Протоколы общих годовых собраний прихожан Олешницкой церкви о положении и поведении священников Олешницкой церкви, о сектантстве в приходе и борьбе с ним и др. 03.01.1930 – 21.10.1932. Л. 79 об. в 13 километрах от Олешницы, в стороне от чудского побережья.

Зарплата священника в этом приходе составляла всего 35 крон 3)Эстонская крона – денежная единица Эстонии с 1928 по 1940 и с 1992 по 2010 год. 4)EAA. Ф. 1655. Оп. 2. Д. 2741: Дело о состоянии и деятельности Олешницкой церкви. Ведомости и протоколы. 17.01.1933 – 07.12.1935. Лл. 15 об., 20 об.; EAA. Ф. 1655. Оп. 2. Д. 2742: Дело о состоянии и деятельности Олешницкой церкви. Отчёты, сметы, протоколы и переписка. 08.03.1936 – 26.01.1940. Л. 69 об., в то время как учителя получали 90–120 крон. Поэтому дедушкина семья жила очень скромно. Правда, добавлялся ещё доход от треб, но он был небольшим: население, составлявшее приход, было относительно немногочисленным и довольно бедным.

Храм Рождества Пресвятой Богородицы в Олешнице был освящён в канун престольного праздника, 7 сентября 1889 года 5)Подробный отчёт об этом событии опубликован в Рижских епархиальных ведомостях за 1889 г., № 19, с. 628–632.. И с тех пор он никогда не закрывался. Удивительно, что интерьер храма, иконостас, паникадило сохранились со времени освящения до наших дней. Когда мы бываем в этом храме, нам радостно видеть справа от южных алтарных дверей икону благоверного князя Александра Невского. Это дедушкин Небесный покровитель. 30 августа, когда дедушка был именинником, его всегда поздравляли в храме.

Жители соседних деревень в основном приезжали в церковь на лошадях: кто-то на телеге, но большей частью – в лёгких двухколёсных колясках – двуколках. Некоторые прихожане оставляли свой «транспорт» у олешницких родственников и знакомых, другие же привязывали лошадей к специальной жерди, находившейся справа от церковной ограды. Перед носом каждой лошадки висела торба – холщовый мешок с овсом (ремешок или верёвка от мешка надевались на голову лошади), и во время стояния и ожидания хозяев животные были заняты трапезой. Чтобы достать овёс из нижней части мешка, лошадь встряхивала головой – зёрна взлетали вверх и становились доступными для поедания. Часто также привязывали к оглоблям рептухи – большие сетки с сеном (лошадей обычно кормили лучшим, клеверным сеном), и лошадь, повернув голову, могла пощипывать и его. Зимой телеги и двуколки заменялись санями или лёгкими пассажирскими санками, похожими на двуколки, только на полозьях и без рессор.

Ключ от храма был в единственном экземпляре – старинный, кованый, сантиметров двадцать пять длиной. Он и по сей день исполняет свои прямые обязанности: открывает и закрывает церковные двери. Только теперь он заметно укоротился: для большего удобства вырезали среднюю часть его стержня. Ключ обычно находился у сторожа, и когда нужен был священнику – нашему дедушке, он посылал за ним Нику. Сторож Михаил Андреевич Чашкин жил неподалёку, через поляну, поближе к озеру и реке. Однажды Ника бежал от Чашкина с ключом и смотрел на вечернее солнышко, мелькавшее сквозь деревья и как будто тоже бежавшее вместе с ним. Он остановится – и солнышко остановится, он побежит – и солнышко побежит. Ника так увлёкся бегущим солнышком, что не заметил стоявшего на пути столбика, торчавшего из земли, и налетел на него, расквасив нос. Бывало и наоборот: храмовый ключ находился у священника, а нужен был сторожу. Тогда Чашкин посылал за ним в дом причта своего младшего сына. Тот, прибежав, почему-то стоял и молчал. Мария Андреевна спрашивает: «Ты зачем пришёл?» Мальчишка молчит. «Тебе что-то нужно?» – пытается она его разговорить. Он по-прежнему молчит. Спросив ещё пару раз и не добившись результата, бабушка протягивала ему ключ: «Ладно, держи!» Тот хватал ключ и так же молча убегал.

С сыновьями Чашкиных Ника и Котик дружили, в основном – с младшим из них, который был им ровесником. Старший тоже иногда дополнял эту компанию. Ходили вместе на речку Алайыги, которая протекала невдалеке от дома сторожа. В этом месте она несколько расширяется и углубляется, образуя почти неподвижный плёс, а кусочек берега здесь представляет собой маленький песчаный пляжик. Когда в начале зимы река одевается в ледяной покров, очень заманчиво пройтись по новенькому, гладкому и ещё довольно тонкому льду. Идёшь осторожно, а лёд под тобой потрескивает. Старший из детей Чашкиных не рисковал ходить по реке. Слава Богу, что и под малышами лёд ни разу не проломился, а то бы – беда.

У Михаила Андреевича была ещё дочь, уже взрослая, или почти взрослая. Она служила домработницей, кажется, в городе Ве́зенберге (ныне – Ра́квере). Научившись там готовить новые кушанья, она, когда приезжала к родителям, стряпала то же и дома. Но братьям не нравились непривычные городские яства, они предпочитали домашние, деревенские. А Котик и Ника, когда бывали в чашкинском доме, не отказывались от этих блюд и съедали предложенное им. Пару раз они даже ночевали у Чашкиных, когда их родителям надо было отлучиться из деревни не на один день.

*   *   *

Отец Александр был очень музыкальным, обладал красивым баритональным тенором, во время богослужений часто в алтаре подпевал хору. В доме причта, в комнате, устроенной на чердаке, а иногда и в самой квартире священника, устраивались спевки, на которых дедушка учил хор петь, а регента – регентовать. Единственным «музыкальным инструментом» при этом был камертон. Вне церкви дедушка пел редко, и бабушка сетовала, что с таким голосом можно было бы петь почаще. Одним из самых его любимых был романс «Вечерний звон». Когда позднее дедушка с семьёй жил в Ольгином Кресте, летними вечерами, глядя в окно просторной комнаты на освещённую закатным солнцем Нарову, они втроём – дедушка, бабушка и Ника – задушевно пели мелодичные лирические песни.

Уже во время войны, когда Лавровы жили в Новой Деревне, один немец, ефрейтор, побывав в Олешницком храме на богослужении, выражал дедушке своё восхищение храмовым убранством, красотой православного богослужения.

Дедушка знал и ценил русскую литературу. Любил творения Пушкина, Гоголя… «Бывало, читает Гоголя – и всё смеётся», – вспоминала бабушка. В восхищение приводил дедушку «Конёк-Горбунок» П. П. Ершова. Но самым любимым его писателем был Достоевский – писатель-психолог, проникавший в недра человеческих душ, раскрывавший глубинную сущность человека и его отношений с духовным и внешним миром.

Отец Александр обладал даром красноречия и был прекрасным проповедником: его краткие и яркие проповеди людей покоряли. Этот талант олешницкого настоятеля отмечал епископ Нарвский и Изборский Павел (Дмитровский) в своём рапорте 14 апреля 1938 года 6)EAA. Ф. 1655. Оп. 2. Д. 2677: Дело о состоянии и деятельности Кресто-Ольгинской церкви. Ведомость о церкви, протоколы общих собраний прихожан, послужные списки, переписка и др. 31.01.1936 – 31.05.1939. Л. 169 об..

Дедушка был совершенно нестяжателен. Он мог последние деньги отдать просящему, хотя у самого была немалая семья. С людей, находившихся в затруднительном материальном положении, он не брал денег за требы.

В суждениях дедушка был довольно резким и категоричным, и очень нетерпим к любому жульничеству, мошенничеству, и даже просто к неискренности. В Олешницу иногда приезжал торговец тканями, который торговал прямо с телеги. Купив как-то у него отрез ткани, батюшка дома обнаружил «недорез». Он вернулся к этому торгашу и схватил его за шиворот. Только вмешательство матушки Марии помогло избежать скандала.

В 1930-х годах по Принаровью и Причудью перемещались миссионеры Русского студенческого христианского движения (РСХД) Владимир Фёдорович Бухгольц и Георгий Евгеньевич Вейгелин, немцы по происхождению. Дедушка относился к ним с недоверием, считая их немецкими агентами, и даже один раз прогнал Вейгелина из своего прихода, за что получил выговор от священноначалия.

*   *   *

На высокой дюне между деревней и берегом озера до сих пор можно видеть чугунные кресты старинного кладбища – наверно, ещё дохрамового. Надписей уже невозможно разобрать. Позднее хоронили в ограде храма и на новом кладбище к западу от деревни, которое действует и поныне. Теперь здесь покоятся и некоторые из тех прихожан, которых мы успели узнать, когда с 2009 года начали регулярно приезжать в Эстонию.

В церковной ограде, слева от входа в храм, есть могилка 5-летнего Лелячки (Льва) Цыганова, умершего в 1930-е годы. Ника помнит его маму, которая приезжала из Ийзаку в церковь и на могилку, одетая всегда в чёрное. Ника с Котиком часто гуляли по храмовой территории, причём попадали туда не через калитку, а перелезали через кирпичную ограду – это ведь гораздо интереснее, да и короче. Как-то во время одной из таких прогулок они подошли к Лелячкиной могилке и увидели, что на ней лежат конфеты. Дети были удивлены: для чего они тут лежат? Несколько раз подходили, снова отходили – и, наконец, решили взять по конфетке, не будучи уверенными, что поступают правильно – но уж очень хотелось им конфет. А на следующий день пришла в священнический дом мама покойного мальчика и рассказала, что она положила конфеты на могилу сына (тут ребята притихли в соседней комнате) и очень рада, что какие-то дети ими угостились. Тогда Ника с Котиком взбодрились и храбро объявили, что это они воспользовались угощением.

Я помню могилку Лелячки с 1971 года. Тогда папа и поведал историю с конфетами и сказал, что родители Цыгановы очень берегли своего единственного сына и боялись, как бы с ним чего не случилось. Но однажды мальчик поранил палец, и у него началось заражение крови, от чего он и умер.

Летом 2010 года, находясь в Олешнице, мы увидели из окошка церковного домика женщину, ухаживающую за Лелячкиной могилкой. Оказалось – это его сестра, родившаяся через немалый промежуток времени после кончины брата. Трогательный разговор состоялся у нас с ней, касавшийся событий далёких тридцатых годов. Женщина оказалась очень приветливой, и мы потом раза два заезжали к ней в Ийзаку в её родительский дом.

Как уже было сказано, православные, проживавшие в Ийзаку, были приписаны к Олешницкому приходу, поэтому отец Александр не оставлял их без своего попечения. Спустя четыре месяца после своего назначения настоятелем Олешницкого храма, 18 марта 1931 года, он обратился к епархиальному начальству 7)С августа 1929 года Нарвской епархией, в состав которой входил Олешницкий приход, временно управлял епископ Печерский Иоанн (Булин) – в связи со смертью 12 августа 1929 архиепископа Нарвского и Изборского Евсевия (Гроздова). с рапортом следующего содержания: «В местечке Изак, в 13 километрах от Олешницкой церкви, на лютеранском кладбище похоронены не одна сотня православных воинов и русских беженцев, умерших в тифозную эпидемию 1920 года (два или три священника тоже нашли там место упокоения) в лазаретах Ментакском, Изакском, Каукском и Варесметс. Могилы православных воинов занимают отдельное место на лютеранском кладбище, приблизительно в центре его. За истекшее десятилетие могилы православных никем не наблюдались, кресты обвалились, холмики осыпались, словом место упокоения многих православных пришло в печальный заброшенный вид. В последние годы, около Ива́нова дня (в июне мес.) 8)24 июня Православная Церковь совершает память Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна., прихожане Олешницкой церкви посещали Изакское кладбище и, при большом стечении эстонцев-лютеран, Олешницким священником совершалась вселенская панихида при пении Олешницкого хора. И если православная панихида оставляла глубокое впечатление на лютеран, то заброшенный вид могилок наводил на печальные размышления иноверцев, что мы русские – православные – не умеем или не хотим беречь могилы по крови родных нам соплеменников и до сего времени ничего не сделали для улучшения кладбища. Всё это пишу со слов лучших своих прихожан, болеющих душой о непорядке на кладбище, и со слов местного Изакского пастора, и поэтому считаю своим нравственным долгом что-либо предпринять для приведения кладбища в порядок и устройства там братского памятника… Приведение заброшенного кладбища в порядок и устройство там братского памятника должно быть делом не только Олешницких прихожан, не имеющих там ни одной своей могилы, но делом всех русских в Эстонии, так как кто же и должен позаботиться о месте упокоения православных воинов и людей, сложивших свои кости среди иноверцев, как не всё православное население Эстонии» 9)EAA. Ф. 1655. Оп. 2. Д. 2740: Протоколы общих годовых собраний прихожан Олешницкой церкви о положении и поведении священников Олешницкой церкви, о сектантстве в приходе и борьбе с ним и др. 03.01.1930 – 21.10.1932. Л. 79–80.. Далее отец Александр подробно излагал, каким образом он планирует решить поставленную задачу, и просил разрешить ему «по этому вопросу войти в соглашение с пастором Изакского прихода, который, наверное, во всём нам православным пойдёт навстречу». На рапорте епископ Печерский Иоанн (Булин), который, кстати, сам был эмигрантом, наложил резолюцию: «Благословляя благой почин настоятеля Олешницкой церкви, прошу Епархиальный совет войти в рассмотрение изложенного в рапорте дела».

Как развивались события дальше, мы не знаем. Но знаем результат. 13 июля 1937 года таллиннская газета «Вести дня» писала: «В воскресенье, 11 июля, русское население района Алайыэ совершило традиционное паломничество на братское кладбище русских воинов, выросшее в местечке Изаку во время тифозной эпидемии в 1919–20 г. К великой чести эстонцев Изаку с их энергичным пастором В. Кульюсом, наши паломники могли искренно порадоваться за внешний вид могил воинов Северо-Западной армии. Благодаря заботам пастора Кульюса, на кладбище выросли кусты сирени, исправлены кресты, приведены в порядок и засажены цветами могильные холмы. Смотря на любовное отношение эстонцев к памяти умерших, невольно хочется пожелать нам русским большего внимания к тем, кто в своё время шёл на смерть ради нашего блага. И правы были служители церкви – лютеранский пастор В. Кульюс и православный священник о. А. Лавров, призывая в своей проповеди „больше любить эти холмы, внимательнее заботиться о них…“». Как видно из статьи, главные почести достались не тому, кто в основном занимался этим делом. Ну, да это обычная история.

В сентябре 2021 года мы побывали на ийзакском кладбище. В ложбине между двумя холмами, недалеко от лютеранской часовни, нашли памятник с надписью: «Погибшим воинам Сев.-Зап. армии. Так вот где боец утомленный борьбой последний приют ты нашел» и выгравированными датами: «1919 + 1939». Судя по этим датам, памятник поставлен уже после того, как отец Александр был переведён на новое место служения в Ольгин Крест.

*   *   *

Псаломщиком и регентом в олешницком храме с 1930 года был Михаил Алексеевич Троицкий – тоже из эмигрантов. В 1930 году ему было 37 лет. В 1927 году он окончил медицинский факультет Императорского Юрьевского университета 10)EAA. Ф. 1655. Оп. 2. Д. 2740: Протоколы общих годовых собраний прихожан Олешницкой церкви о положении и поведении священников Олешницкой церкви, о сектантстве в приходе и борьбе с ним и др. 03.01.1930 – 21.10.1932. Л. 1 – 1 об.; EAA. Ф. 1898. Оп. 1. Д. 22: Послужные списки священно-церковно-служителей с их семействами Олешницкой Рождества Богородицы церкви за 1929 год. Л. 4 об. (так в прежнее время именовался Тартуский университет), но по какой-то причине не стал получать диплом врача. Дедушка уговаривал его исправить эту оплошность. В конце 1936 года Троицкий, получив разрешение на право врачебной практики, попросил Нарвский епархиальный совет перевести его псаломщиком в деревню Нос (по-эстонски – Nina), расположенную на западном берегу Чудского озера, где ему было удобнее иметь связь с Тартускими клиниками 11)EAA. Ф. 1655. Оп. 2. Д. 2742: Дело о состоянии и деятельности Олешницкой церкви. Отчёты, сметы, протоколы и переписка. 08.03.1936 – 26.01.1940. Л. 55.. В этой деревне он впоследствии работал врачом и жил безбедно. А в Олешницу на его место прибыл из Носа псаломщик-регент Фёдор Андреевич О’Конне́ль-Бронин с семьёй. Ранее Бронин был офицером в Северо-Западной армии и начальником контрразведки 3-го Талабского стрелкового полка, за что и был арестован советскими властями в начале 1941 года и расстрелян в Соликамском лагере в июне 1942-го.

Летом 1937 года О’Коннель и 16-летний Володя Лавров выполняли наружный ремонт Олешницкой церкви. О том, что при этом случилось, газета «Старый Нарвский листок» от 14 июля писала так: «В Алайыэ, во время наружного ремонта местной церкви, произошёл несчастный случай, едва не закончившийся трагически для регента псаломщика Ф. О’Коннеля и сына настоятеля церкви В. Лаврова. Оба они находились на куполе храма, занятые его окраской. Неожиданно оборвались верёвки, которыми были обвязаны Ф. О’Коннель и В. Лавров. Оба они упали на крышу церкви. У Ф. О’Коннеля вследствие падения сломано несколько рёбер; пострадавший отправлен на излечение в Тартускую клинику. Сравнительно легко отделался В. Лавров, получивший только ушибы. Во время падения В. Лавров зацепился за водосточную трубу, и это спасло его от увечья». Здесь, правда, есть неточность: верёвки не оборвались, а развязались: в этот раз они оказались завязаны плохо. Упав на покатую крышу церкви, Володя покатился дальше, и уже на её краю чудом зацепился за подвернувшуюся водосточную трубу – это спасло его от падения на землю.

У О’Коннеля были жена и четверо детей. С его сыновьями Анатолием и Андреем мой папа и Котик дружили. Однажды они решили вчетвером построить себе дом. Обсудили планы строительства и разошлись по квартирам. А на следующее утро видит Ника в окошко: Анатолий что-то пилит во дворе. Выходит на улицу и спрашивает: «Ты что пилишь?» А тот в ответ: «Наличники для окон нашего будущего дома». Дальше наличников дело не пошло, дом так и остался в мечтах.

В другой раз О’Коннелевские мальчишки заявили Нике с Котиком, что их отец, Фёдор Андреевич, обещал им построить самолёт, но надо, чтобы они нашли материалы для этой постройки. Ребята с жаром принялись за поиски и натаскали из леса множество веток, палок и прочей подобной «утвари». Но, несмотря на этот ценный материал, постройка самолёта также осталась в мечтах.

Недалеко от храма, напротив того места, где была олешницкая школа, стоит небольшой симпатичный жёлтый домик. В 1930-е годы там жил жестянщик Луцыков с семьёй. У него было двое детей: дочь и сын. Сын Женька примерно ровесник Котику, а дочь лет на шесть старше. Её тянуло в девичью компанию, поэтому находившийся под её опекой младший брат вынужден был вращаться в «дамском» обществе, и Ника с Котиком не всегда имели возможность с ним играть. Однажды бабушка спросила сыновей: «А почему вы с Женей не играете?» – «Он бабник!» – со знанием дела ответил Ника.

Как-то дедушка зашёл к Луцыкову. Пока он там находился, разразилась сильная гроза. Дедушка приходит домой и рассказывает: в комнате, где они сидели, были открыты окна, и вдруг в одно из них влетела шаровая молния. Присутствующие замерли, не отрывая глаз от огненного шара, плывущего по комнате. К счастью, обогнув комнату и никого не задев, молния вылетела в то же окно.

Назад • Далее

В начало