Дань любви. Часть 1

Елена Андрущенко

Последнее обновление страницы: 10.10.2023 19:40:11

В начало

Муствеэ

Школа

Школа – это отдельная, значительная страница в бабушкиной жизни. Бабушка была учительницей начальной школы, талантливой учительницей. Любила свою работу, любила детей, и дети отвечали ей тем же. И когда уже взрослые, серьёзные, степенные, приезжали в родной городок – старались навестить свою первую учительницу. Люди уважали и любили мою бабушку за её общительный, весёлый, и в то же время твёрдый характер. Идём мы с ней в магазин или просто гулять – столько людей с ней поздоровается! Некоторые остановятся, поговорят, особенно уже повзрослевшие её ученики.

В то время школа была вторым домом для детей, а учитель пользовался большим авторитетом. Школе бабушка отдавала свои силы, свою душу, отдавала с радостью. Кроме уроков, много занималась внеклассной работой. После занятий бабушка читала детям книги. Они слушали, затаив дыхание. Это были лучшие часы в их школьном дне. И это было стимулом к их хорошему поведению. «Будешь плохо себя вести – удалю с чтения», – грозила учительница, и этого было достаточно. Дисциплина в классе у Марии Андреевны была хорошая, дети её слушались.

Как-то одна бабушкина ученица не выучила урока и, будучи спрошенной, потупившись, молчала. «Почему не выучила урока?» – спрашивает бабушка. Девочка продолжает молчать. «Говори, почему не выучила?» – более строго спрашивает бабушка. Тогда девочка застенчиво отвечает: «Залени-илась!» Когда впоследствии бабушка мне об этом рассказывала, я спросила: «А ты поставила ей двойку?» – «Не помню, – ответила бабушка. – Может быть, умилилась её откровенности, и не поставила».

Был случай, когда поздно вечером, почти ночью, прибежал к бабушке её ученик, босиком, в одних трусах и майке. Прибежал, ища защиты. Были у них в семье какие-то нестроения: наверно, мало любви получал этот ребёнок. Бабушка, конечно, пошла вместе с мальчиком к ним в дом восстанавливать справедливость.

Скольких неприятностей и даже трагедий можно было бы избежать, если бы взрослые, и в первую очередь родители, любили детей. Не сюсюкали и потакали, а именно любили, понимали, старались поглубже проникнуть в душу ребёнка; воспринимали его не как свою собственность, а как самостоятельную личность: чистую, правдивую, и очень нуждающуюся в любви. Если бы дети в своё время получали эту настоящую, умную любовь, насколько больше добра было бы в мире, и насколько меньше было бы духовных калек! Почаще бы люди вспоминали, как сами были детьми, побережнее относились бы к бесценному сокровищу детства!

«Что это у тебя в тетради будто тараканы разбежались? – спросила как-то бабушка своего ученика. – Что это за “узоры” нарисованы?» – «Это Танечка (имя условное) нарисовала», – робко отвечает ученик. То есть младшая сестричка. – «Милый, не только у тебя такие Танечки. Но надо самому следить за своими тетрадками». Бедному ученику нечего было ответить. А потом бабушка побывала в этой семье и обнаружила, что Танечке и Панечке – милым любимым малюткам – всё позволено, мать только умиляется их «невинным» шалостям, а старшим детям строго запрещено перечить малышам и что-либо у них отнимать. Ну, тут, конечно, бабушке пришлось провести работу с родителями. За правду и за учеников своих она болела душой.

Мария Андреевна радовалась успехам своих подросших воспитанников, выпускников, продолжавших учиться в высших учебных заведениях, их счастливо складывавшейся семейной жизни, и сочувствовала судьбам «неудачников». Встретившись однажды со своей взрослой ученицей, которой по семейным обстоятельствам пришлось оставить учёбу в институте, бабушка вспоминала, как та ещё дошкольницей уверенно заявляла: «Я у Марии Андреевны буду учиться только на пятёрки». И, действительно, когда стала учиться, что ни сделает – всё хорошо. Задачу решить, диктант написать, нарисовать картинку, вышить салфеточку – всё ей удавалось. Жалко было доброй учительнице, что такой способной девочке не удалось окончить институт. Об одной из своих бывших подопечных бабушка с сокрушением говорила: «Такая милая была девчушка, с красивыми косами, а теперь – стриженая, крашеная, даже и не сразу узнаешь её».

У муствеэского «ресторана», то есть у местной пивнухи, часто по вечерам собирались любители выпить, многие уже были «выпимши». Идём мы как-то с бабушкой мимо, стараемся поскорее проскочить это прокуренное место, но тут от компании «выпимших» отделяется высокий худощавый мужчина, подходит к нам, здоровается с бабушкой. Мы останавливаемся, и бабушка беседует с ним. Старается урезонить, уговорить, что не стоит выпивать. Мужчина соглашается, понимает, что Мария Андреевна права, но вряд ли сможет изменить свою жизнь. Мне запомнилось почтение этого мужчины к своей первой учительнице, его желание поздороваться и поговорить с ней, несмотря на своё не очень подобающее состояние.

Неоднократно, когда бабушка уже была на пенсии, дирекция школы просила её поработать некоторое время в начальных классах, заместить заболевшую или уехавшую учительницу. В Таллинн к нам приходили иногда письма с такими просьбами. И бабушка ехала в Муствеэ и вела занятия с учениками. Однажды в субботу после уроков она пошла не в сторону дома, а в центр города, в магазин. Один из учеников шёл вместе с ней. «Что-то так много машин сегодня», – удивилась Мария Андреевна. «Так ведь сегодня суббота, – отвечает мальчик, – они все в ресторан приехали. У меня отец тоже – как выходные дни, так пьянствует. Я у него зарплату забираю, а то он маме её сам не отдаст. А он потом у меня клянчит: “Ваня, дай опохмелиться!.. Ваня, дай опохмелиться!”»

*   *   *

В то время в русских школах в начальных классах был предмет «чистописание» 1), на уроках которого дети учились красиво писать: некоторые элементы букв – с нажимом, некоторые – выводить тоненько (такие линии назывались волосяными). И прописи тогда были красивыми: заглавные буквы с завитушками, «волнушками»… Такая техника писания возможна была только при письме чернилами: простыми перьевыми ручками либо авторучками. Я ещё училась по тем прописям. Теперь их давно уже нет, а про чернильные ручки молодёжь, может быть, и не знает. Вот на одном из уроков чистописания бабушка старательно выводит на классной доске слова, а ученики – вслед за ней в тетрадях. В частности – имена собственные: названия городов, стран, которые пишутся с заглавных букв. Город-герой Волгоград назывался тогда Сталинградом. Написала Мария Андреевна на доске название этого города, обернулась к классу и видит, что один из учеников вперил взгляд в доску и, не отрываясь, настороженно глядит. Ученик этот был сыном местного городского начальства. «Что такое?» – думает бабушка; обернулась снова к доске и перечитывает написанное. Оказалось, что в слове Сталинград она пропустила букву «р», и получилось «Сталингад». У бабушки похолодело сердце, но, слава Богу, ошибка была исправлена, и всё обошлось без последствий.

Спустя лет двадцать, когда на свете была уже я, и уже была школьницей, я спросила: «Бабушка, а ты видела большевиков?» В нашем детстве нам много про них «долдонили», и они казались нам чем-то вроде сказочных героев. А бабушка ведь жила в то «сказочное» время и могла их видеть живьём. На поставленный таинственной интонацией вопрос последовал неожиданно-прозаический ответ: «Да вот, одна из наших соседок» – бабушка назвала хорошо мне знакомое имя. Как?! Вот эта обыкновенная тётенька, в которой нет ничего особенного, и вдруг… большевик?! Такого я не ожидала. «Но ведь тётенька живёт сейчас, так же, как и мы, а большевики были Тогда!!» – «Да ведь большевики – это коммунисты. Так теперь они называются. И партия большевиков – теперь коммунистическая партия». Вот это да! Как всё прозаично!

Не могу не упомянуть ещё один эпизод, связанный с большевиками, хотя он больше относится не к бабушке, а к дедушке. Дедушкина сестра Лёля – Елена Михайловна Лаврова – после окончания Петербургского Исидоровского епархиального училища до своего замужества работала учительницей в одной из сельских начальных школ Петроградской губернии. Однажды, уже при советской власти, на занятия пришёл инспектор. «Проинспектировав» один или несколько уроков, он немножко пообщался с учениками, позадавал им вопросы. И в конце спрашивает: «Дети, вы знаете, кто такие большевики?» В классе воцарилось гробовое молчание. Ученики притихли, прижав уши. Несколько удивлённый инспектор повторил вопрос: «Неужели никто не знает?» Тогда один из учеников, наверно, самый храбрый, нерешительно поднял руку. Обрадованный инспектор обратился к нему: «Ну, скажи!» Храбрый ученик встал и выпалил: «Большевики – это воры и разбойники!» Инспектор остолбенел, а у Елены Михайловны потемнело в глазах. Она уже мысленно попрощалась с родными, готовясь в лучшем случае куда-нибудь на Колыму. К счастью, инспектор оказался человеком понятливым и добрым. Что он сам думал по этому поводу – неизвестно, но ученикам в доступной форме растолковал то, что полагалось в рамках коммунистического воспитания. А Елене Михайловне посоветовал политически «просвещать» юное поколение. Кстати сказать, большевистскую смену – комсомольцев – в те годы в простом народе иногда называли «костоломцами».

В семидесятые годы в Муствеэ стали появляться люди немецкой национальности – потомки тех, кто был сослан в Казахстан в сталинские времена. Некоторые из них остались в Эстонии, но большая часть уехала на историческую родину, в Германию. Для таких Эстония была промежуточным местом жительства. Среди взрослых немцев бывали члены партии. Партия тогда была у нас одна, коммунистическая. И собиравшиеся покидать Советский Союз расставались и с КПСС. А то получается нехорошо: коммунист, столько лет проживший в советской стране, предпочитает ей капиталистическую Германию (уезжали ведь не в ГДР, а в ФРГ2). Да и Германии не нужны были советские коммунисты.

В муствеэской школе учились немецкие дети и подростки, в том числе и иногородние: например, из районного центра Йы́гева. Некоторых из таких старшеклассниц в течение ряда учебных лет бабушка пускала жить в свою квартиру, бесплатно, только за электричество они платили по счётчику. Девочки там были полными хозяевами, потому что бабушка жила зимой у нас в Таллинне. Однажды соседской учительнице, тоже немке, имевшей пятилетнюю дочь, Мария Андреевна предложила собрать ягоды из своего малинника, которые поспели на тот момент. Малины набралось пятилитровое ведро.

Бабушка вообще была бессребреницей. К материальным благам относилась очень легко, без труда могла расстаться с какими-нибудь вещами, кому-нибудь их подарить. Пенсия у неё была сначала 49 рублей, но потом, благодаря хлопотам одной знакомой, учительницы эстонской школы Людмилы Ма́ккар, стала 54 рубля. Себя бабушка не ужимала: жила очень просто и скромно, но и не сидела на хлебе и воде. Когда я была маленькой, она сама мне иногда шила платьица, летние шапочки, вязала носочки, рукавички… А когда я подросла – заказывала для меня нарядные вещи у знакомых портних. Ей хотелось, чтобы внучка хорошо выглядела, не хуже других. Купить что-нибудь сто́ящее в магазине тогда было очень трудно, приходилось заказывать. Пару нарядов мне сшила в Таллинне бывшая бабушкина ученица Попли́я Ага́нич. Несколько других – учительница начальных классов муствеэской русской школы Агнесса Августовна Хо́ллат. Собирала мне бабушка приданое: при дефицитах 70-х – 80-х годов находила возможность купить некоторые ткани, пододеяльники, красивое атласное одеяло. Умудрялась ещё откладывать какие-то деньги на сберегательную книжку. Конечно, свой огород тоже был подспорьем.

НазадДалее

В начало

Примечания

1) До реформы школьного образования 1969 года в первом полугодии 1 класса был предмет «письмо», а со второго учебного полугодия начинался «русский язык», и дополнительно к нему раз в неделю преподавалось «чистописание».

2) После окончания Второй мировой войны в период с 7 октября 1949 года до 3 октября 1990 года Германия была разделена на две части: социалистическую, которая называлась Германской Демократической Республикой, и капиталистическую – Федеративную Республику Германии.